"Дмитрий Володихин. Половодье зноя ("Восход зимы" #1)" - читать интересную книгу автора

солнечных кругов назад, или ещё раньше. Нарам придумал попытать военного
счастья новым способом. Посадил на колесницы лучников, прикрепил к ободам
колес медные ножи и костяные шипы, а потом уверял всех, мол, нагонит страху
на царскую рать. Во-он они, его колесницы, помчались... а сзади держится
конный отряд. Лошади дороги. Ох, как дороги лошади, расход ужасный! От Ура и
Эреду на Полдень и до самых степных форпостов Царства на Полночь не найти
удобного места, где их можно разводить. Так что почти все они - привозные. И
ужасно, ужасно дороги.
Что там, вдалеке, справа и слева, не видно было Халашу. Побили
кочевники царских конников или не побили? Нагнали страху колесницы Нарама,
или не нагнали? Пыль, поднятая копытами лошадей, встала непроглядной
завесой. Далеко. Не видно. Прямо перед насыпью, на которой стояло кресло
Халаша, пехота ударилась о пехоту. Над полем стоял всеобщий крик сражающихся
воинов и лязг оружия. Царские пешие бойцы построились ровными рядами,
выставив длинные копья. Когда падал один, на его место тут же становился
копейщик из второй шеренги. Нападающие не имели никакого правильного строя.
Толпы борцов Баб-Ану, словно множество роев рассерженных пчел, бились о
стену щитов, кое-где проламывали её ненадолго, но сейчас же вновь
откатывались назад. Если бы Донат мог выставить равное по силе войско, центр
мятежников был уже разбит. Но на равнине между каналами держало строй даже
меньше бойцов, чем говорил Энлиль. Может быть, тридцать шесть раз по
тридцать шесть ладоней. Может быть, сорок два раза. Или, как считали
полночные города по старому, будучи ещё под властью царя, тысяч восемь...
Плюс немногочисленная конница. По четыре борца Баб-Ану на каждого царского
ратника. Халаш умел отлично считать. И счет говорил ему со всей
определенностью: как бы умело ни сражались пехотинцы Доната, опора всей
позиции, к вечеру их задавят числом, голой силой цифр, превосходящих другие
цифры.
Если ты не цифра, ты прах...
С утра тени понемногу подбирают полы своей одежды, как люди,
переходящие реку: все глубже, глубже, короче должны быть полы, иначе
промокнут... Когда Ууту прямо стоит над землей и поливает своим жаром все
живое, теней нет, полы подобраны к самому поясу. Но потом становится не так
глубоко...
Когда пальцы, тростник и фигуры людей стали давать крошечные тени, к
Халашу явился бегун от Нарама. Перевел дух, опустился на колени, коснулся
лбом земли.
- Говори.
- Высокий лугаль! Мой господин беседует с тобой моими устами... - бегун
перенял даже медлительную, раздумчивую манеру Нарама. - Прямо за царской
конницей большое болото, Халаш. Колесничих частью перестреляли из луков,
частью же пропустили через строй, и они въехали в это болото. Конницы
примерно поровну, никто не может одолеть. Дай хоть семьдесят две ладони
бойцов, и я сломаю их. Я, Нарам, лугаль Эреду, сказал.
- Передай господину своему, лугалю Нараму, мои слова своими устами. -
Халаш помедлил. - Бейтесь сами. Я, Халаш, высокий лугаль, сказал. Беги
обратно...
Нет, он ничего не даст. Черная пехота ещё не вышла на поле. Что решит
потасовка двух жалких горстей конницы? Пусть убивают друга. Им есть чем
заняться на этой таблице.