"Сергей Волков. Красный террор глазами очевидцев" - читать интересную книгу автора

- Что с вами?
Заключенный молча показал на окно. Сестра увидала, что через двор, к
тому месту, где бывали расстрелы, несли на руках Жолткевича.
- Это было ужасно, - вспоминая, содрогнулась сестра.
- Но ведь вы каждый день видели, как вели на расстрел?
- Да, видела. И это было страшно. Но бесконечно было страшнее смотреть,
как приговоренного больного несли на казнь. Когда он сам идет, и то страшно.
Но понимаете - больного? Это ужасно...
Однако и непрерывное истребление здоровых, сильных, молодых было не
менее ужасно.
Как-то в июне - это был кровавый месяц - привезли в Концентрационный
лагерь большую партию в 47 человек. Некоторые из них, в особенности 2
офицера, Снегуровский и Филипченко, детски радовались, что попали в лагерь.
Болтали, смеялись, пели. Тогда считалось, что в лагере не казнят.
Были они оба очень славные. Да и вся партия была как на подбор
интеллигентная, удивительно симпатичная. У сестер, глядя на них, сжималось
сердце. Они уже знали, что именно все светлое, духовное безжалостно
истребляется коммунистами. А коменданты не скрывали, что это обреченные.
Авдохин сразу сказал:
- Ну, из этих мало кто жив останется.
Почему-то для этой партии сделали исключение. Их расстреляли днем.
Происходило это так. Офицеров вызывали в контору. Приказывали раздеться
и в одном нижнем белье отправляли их за кухню. Там, по очереди,
расстреливали. Часть команды отказалась убивать, ушла. Тогда солдат стали
поить водкой. Это всегда делалось с новичками, не привыкшими к палачеству.
Пьяные они плохо стреляли. Им помогал Терехов и три солдата, еврей, поляк и
бравый русский гвардеец. К вечеру стали ссориться из-за добычи, оставшейся
от убитых.
В этой партии были убиты сенатор Эссен47 и инженер Паукер. Эссен очень
хорошо плел туфли из веревок. Комендант утром разрешил принять от его жены
для передачи Эссену материал для его работы. А днем его убили. Но жене
сказали, что ее муж увезен в Москву, хотя сестра видела, как караульные
делили его вещи, что всегда происходило после казни.
Каждый день тюремной жизни был полон страшных и омерзительных
подробностей. Трудно сказать, когда сотрудники ЧК были отвратительнее: тогда
ли, когда, пьяные и беспутные, они вели себя с откровенной разгульной
свирепостью лесных разбойников, как Авдохин или Сорокин, или когда они
пытались возвести свою кровавую работу в какую-то чудовищную систему.
Последнее произошло в Концентрационном лагере; он был устроен в начале
июня в пустовавшей старой военно-пересыльной тюрьме. В ней было 9 камер и
одна одиночная, в общем рассчитанные на 200 человек. Большевики решили, что
в тюрьме должно помещаться 4500. Когда они что-нибудь решали, то не
признавали никаких возражений, никаких препятствий, ни с чем не считались.
В тюрьму, ставшую лагерем, стали свозить заложников и людей,
приговоренных к общественным работам. Обыкновенно приговаривали их до конца
гражданской войны. Состав их был смешанный. Были спекулянты, люди, не
уплатившие контрибуции, контрреволюционеры, советские служащие. Изредка
попадались приговоренные трибуналом, чаще всего из сотрудников ЧК.
Попадались и подследственные.
Помощником коменданта был в лагере племянник Лациса, молодой латыш,