"Сергей Волков. Красный террор глазами очевидцев" - читать интересную книгу автора

При ежедневном посещении сестрами тюрем им было бы очень легко
составить списки, но это категорически запрещалось. Попав в эти круги адовы,
люди превращались в анонимов, теряющих даже право на свое имя. Так,
например, по приказанию коменданта Угарова в Концентрационном лагере каждый
заключенный должен был значиться не по имени, а только под номером. Конечно,
это была отвлеченная теория. Жизнь просачивалась даже сквозь тюремные
решетки, и теми или иными путями, преодолевая жестокость и издевательства
тюремщиков, близкие разыскивали своих, попавших в красный плен. Но сестры,
оберегая свое право посещать тюрьмы и приносить хоть какое-нибудь облегчение
жертвам коммунистического террора, вынуждены были держать себя очень
осторожно с родными. Чрезвычайка разрешала только кормить и лечить их, но
очень подозрительно следила за тем, чтобы через сестер не установилась связь
между заключенными и внешним миром. Свидания с родными были запрещены,
только иногда, в виде каприза, в некоторых местах, например в Лукьяновской
тюрьме, разрешались короткие и редкие свидания. При царском режиме
запрещение свиданий с родными было особой карой за нарушение тюремной
дисциплины. Даже в Петропавловской крепости, куда сажали самых, по мнению
Царского Правительства, опасных политических преступников, к ним
еженедельно, а иногда и два раза в неделю допускали родных. Как известно,
заключенные дорожат каждой, хотя бы самой короткой, встречей с близкими,
которая придает им бодрость среди подавляющей угрюмости тюрьмы. Для
коммунистов, стремившихся к тому, чтобы сломить дух своих политических
врагов, лишение свиданий было одним из средств пытки.
Приход сестер был единственным светлым лучом и единственной живой
связью арестованных с миром. Сестры понимали, какая огромная на них лежит
ответственность, и старались создать такое положение, при котором сотрудники
Чрезвычайки не имели бы никакого повода придраться к ним. Это было не легко,
особенно при личном составе Чрезвычайки. Приходилось не только следить за
собой, строго выдерживать тон абсолютного беспристрастия, но и категорически
отметать от себя просьбы родных чем-нибудь нарушившие порядок, установленный
комендатурой.
Родным разрешалось приносить заключенным еду, но только самую
необходимую: булки, масло, яйца, молоко. Баловство не допускалось. Иногда
тюремщикам приходила фантазия все приношения превращать в общую
коммунистическую кучу, из которой каждому доставалось, что придется.
День сестры проводили в аптеке Чрезвычайки, приготовляя и раздавая
лекарство, обыкновенно им в этом помогали заключенные, которые всегда рады
были заняться чем-нибудь, что отвлекало бы их от томительного тюремного
безделья. Также охотно помогали они сестрам раздавать пищу, которую в
походных котлах подвозили к местам заключения. Наконец, вечером сестры
обходили камеры, всегда в сопровождении караула. Это были самые тяжелые и
мучительные часы в жизни Чрезвычаек, так как по вечерам приезжали автомобили
за осужденными на смерть. Никто не знал, когда его ждет расстрел. Гул
подъезжавшего автомобиля для каждого и каждой из них звенел, как призывный
голос смерти. Так шло из вечера в вечер. Сестры старались именно в эти часы
быть с заключенными.
"Не знаю почему, но заключенные любили, чтобы я была в камере, когда их
выводят на расстрел", - сказала мне одна из сестер и улыбнулась тихой, как
будто даже виноватой улыбкой.
Как священники напутствовали они людей, посылаемых на казнь, как бы