"Сергей Волков. Чингисхан. Книга первая. Повелитель Страха" - читать интересную книгу автора

- А где Пономарев?! - кричит Гаврилюк, разглядывая нас. - Мать твою!
Забыли! Эй!
Он снова стучит ногой по люку. БМД останавливается. После короткого
совещания прапорщик решает возвращаться - десант своих не бросает.
- Разбиться на пары! - командует Гаврилюк. Он злой, как черт. Струйки
пота промывают на его щеках светлые дорожки, и лицо прапорщика кажется
полосатым, как у клоуна. - Прочесать окрестные дворы. Если что - патронов не
жалеть! Эти суки... А, ладно. Пошли, пошли, бегом!
Мы вламываемся в кишлак, как лоси в подлесок. Прикладами сбиваем замки,
плечами вышибаем хлипкие калитки. Перепуганные афганцы жмутся по углам,
женщины визжат, дети плачут.
Я оказываюсь в паре с Колькой Анисимовым. Худой, жилистый, он, страшно
оскалясь, пронзительно орет, перекрывая гвалт обитателей кишлака:
- Сержант! Пономарев! Пономарь!!
Грязные комнаты, какие-то клетушки, сарайчики без окон - мы быстро
ворошим тряпье, откидываем крышки ларей, тычем стволами в охапки гниловатой
соломы. В одном из дворов на нас набрасывается большая черная собака. Колька
без сожаления расстреливает ее в упор. Бьющееся в конвульсиях тело тут же
облепляют плачущие дети. Хозяин дома, бородатый, смуглый мужик в халате,
заправленном в шаровары, смотрит на нас с ненавистью. Я его понимаю - кому
понравится, если к тебе вламываются парни с оружием, убивают пса и тычут под
ребра ствол, требуя что-то или кого-то на непонятном языке?
Через час мы собираемся у мечети. Большая часть домов проверена.
Сержанта нет. Афганцы попрятались, кишлак обезлюдел. Гаврилюк в бешенстве,
отчаянно матерится и грозится срыть кишлак до основания. И его я тоже хорошо
понимаю. Потерять бойца - это трибунал.
По приказу нашего командира мы снова рассыпаемся по улицам. Гаврилюк, я
и Анисимов идем в мечеть. Это старое, а может и древнее здание, совсем
небольшое - каменный куб, из которого торчит башенка минарета. В мечети - ни
души.
- Анисимов - во двор, Новиков - проверь минарет! - командует Гаврилюк и
устало садится на какое-то возвышение у круглого окна.
Винтовая каменная лестница очень узкая. Стертые от времени ступени
ведут к крохотному балкончику, с которого видно весь кишлак. Голос я слышу,
когда спускаюсь вниз. Он идет точно из-под земли, глухой, жуткий, ритмичный.
Прислушиваюсь и едва не подпрыгиваю от радости - Пономарев! Но где он и что
выкрикивает?
Лаз в подземелье обнаруживается под лестницей. Он закрыт циновкой,
поверх которой навалены камни. Раскидав их, я, наконец, разбираю слова
Пономарева. Из темного лаза доносится:
Неси это гордое Бремя -
Родных сыновей пошли
На службу тебе подвластным
Народам на край земли -
"Ни хрена себе! - поражаюсь я. - Это же Киплинг! "Бремя белого
человека"! Откуда сержант знает это стихотворение?"
- Эй! - кричу в лаз. - Пономарев! Эй!
В ответ слышу:
На каторгу ради угрюмых
Мятущихся дикарей,