"Сергей Волков. Год французской любви (Роман в историях) " - читать интересную книгу автора

Я вошел в гулкий и пустой вестибюль и направился к "Расписанию
занятий". Без труда найдя свой четвертый "а", с удивлением обнаружил, что
расписание за то время, пока я болел, у нас изменилось. Сейчас все были на
"рус.яз.", а потом два урока подряд должны были быть труды.
Уроки труда в школе - это тема отдельного юмористического романа. Ну,
представьте сами: человек двадцать десятилетних оболтусов с умным видом
сидят за верстаками и внимательно слушают, как пожилой и умудренный опытом
мастер объясняет, что такое рейсшина, штангенциркуль, чем пассатижи
отличаются от круглогубцев, а драчевый напильник - от надфиля. И над всем
этим гордо высится плакат: "Семь раз отмерь, один - отрежь!" И подпись под
плакатом - И. Левша.
Потом начинается самое веселое. Оболтусам в руке дают пилы, рубанки,
стамески, те же рейсшины и напильники, и Левша вместе со своим великим
изречением отдыхает. Боже мой, какие нелепые и асимметричные штуки
умудрялись сотворить мои одноклассники и я в их числе! А ведь тема урока
была всего лишь - "кормушка для птиц "домик""...
Для меня в тот день труды были отчасти спасением - проходили они не в
здании школы, а рядом, в одноэтажных кирпичных мастерских. Девчонки
занимались где-то отдельно, что-то шили или кроили, не знаю. Короче, на
уроках труда нас делили по половому признаку, и сейчас мне это было на руку
- если чего, все будет "келейно", девчонки ничего не узнают, и,
соответственно, до учителей ничего не дойдет.
Чтобы не тратить время на слоняние по школьному двору в ожидании конца
урока, я сразу отправился в мастерские - дожидаться своих. Трудовик,
краснолицый пенсионер Геннадий Иванович, потомственный столяр, потерявший
во время общения с циркулярной пилой два пальца, увидев меня, удивился, что
я раньше времени, но спрашивать ничего не стал и отправил в класс -
расставить стулья.
Прозвенел звонок. С замиранием сердца сидел я в пустом классе, вдыхал
запах свежего дерева, что исходил от разложенных на верстаках заготовок для
наших будущих поделок, вслушивался в звуки, доносившиеся до меня со
школьного двора и ждал, когда с гомоном и гамом примчится весь шалман моих
одноклассников.
Не дождался. Прозвенел звонок с перемены, урок начался, но никто, ни
один человек не пришел. Геннадий Иванович, зайдя с плакатами наглядного
пособия под мышкой в класс, сильно удивился, но он не знал, как был удивлен
я! Это ж надо! Никто! Ни один человек!
Посмотрев на меня поверх очков, трудовик скучным голосом велел мне
идти домой, сам не дрогнувшей рукой выставил всему классу двойки за неявку
на урок, забрал журнал и ушел. Да, теперь дело окончательно запахло
керосином. Двойки выставили всему классу. Всем, даже чушкам. Избежал сей
злой участи только я, чем вступил в развернутый антагонизм с коллективом. А
коллектив - это сила...
Вышел я на школьный двор, полный великих дум и сомнений, и напоролся
на нашу классичку, Любовь Семеновну. Она, женщина неплохая, наверное, никак
не могла понять, что детьми можно управлять, но нельзя руководить, как
солдатами, и поэтому класс находился в состоянии ползучей войны со своей
классной дамой, впрочем, об иной доле и не мечтая, ибо учителей другого
склада в нашей стране было не просто мало, а буквально по пальцам
пересчитать.