"Сергей Волков. Год французской любви (Роман в историях) " - читать интересную книгу автора

Увидев меня, Любовь Семеновна заорала вдруг диким голосом, что, мол,
наконец-то появился этот выродок! Этот циник! Этот формалист! А ну бегом за
мной! Куда мне было деваться? Побежал...
Забежав в буквальном смысле следом за классичкой в учительскую, я был
усажен на стул, и завуч по внеклассной работе, кажется, Наталия Викторовна,
сунув руки в рахитичные кармашки короткого жилета, с металлом в голосе
начала настоящий допрос: кто надоумил меня создать этот грязный пасквиль?
Как я мог так опозорить класс, Любовь Семеновну, всю школу, в конце концов,
и когда? Когда весь мир, все прогрессивное человечество, празднует день
рождения великого вождя рабочих и крестьян! И так далее, и тому подобное...
Я сидел, скажу честно, ни жив, ни мертв. Самое смешное, я никак не мог
взять в толк, в чем, собственно, дело-то? В чем меня обвиняют? Оказалось -
дело в газете. Во-первых: какой "Средневолжск" в семнадцатом году"?! Город
построили в начале пятидесятых, неуч!
Во-вторых: какое отношение имеет "негр преклонных годов" к дню
рождения Ленина? Что, лучше стиха подобрать не смог? И в третьих, в самых
главных: почему на картинке, посвященной дню рождения Ленина, посвященной
сто десятой годовщине вождя мирового пролетариата, изображены вьетнамские
пионеры у бюста Хо Ши Мина?! Как это понимать?! И ещё - почему хулиган и
двоечник Бурляев едет на двойке и грозит кулаком под надписью "Ленин и
теперь живее всех живых!"? Что это за намеки?!
Валандались со мной долго. Народу набилось в учительскую - полным
полно. Старшая пионервожатая, по моему, даже всплакнула в углу. Рядились и
трепали мое честное имя битых два часа. Постановили: из председателей
совета отряда - вон, из редколлегии - вон, родителей вызвать в школу,
самого - на педсовет, во всех классах провести собрания, усилить
воспитательную работу с привлечением ветеранов и компетентных товарищей.
А ведь я хотел, как лучше! Ну похожи они - Хо Ши Мин этот и Ленин. Оба
с бородками, у обоих скула калмыцкая. А уж вьетнамских пионеров от
бурятских или казахстанских даже сами вьетнамцы, буряты или казахи не
отличат. И все остальное тоже не со зла...
Вы сами понимаете, в каком настроении я приплелся домой. Да, родителям
я все сказал. Слава Богу, с родителями мне повезло, хотя они тоже были люди
советские (а других, к слову, в нашей стране и не водилось), и
расстроились, что их сын покинул ряды пионерской номенклатуры, но по поводу
злосчастной газеты решительно встали на мою сторону, мол, нечего ребенку
доверять такие вещи. Мол, педагоги сами виноваты и шить мальчику чуть ли не
антисоветчину никто не позволит.
Ладно, с этой бедой пронесло. Но оставался Бурляй и его гнилые зонские
законы...
На следующий день в классе со мной никто не разговаривал. Актив класса
глядел на меня с суеверным ужасом, так, наверное, смотрели на Джордано
Бруно юные послушники ордена иезуитов. Бурляйская команда одаряла
презрением и во время третьего урока от них мне пришла записка: "После
уроков будет прОвилка. Готовься, козел!"
Но после уроков сперва было классное собрание. Любовь Семеновна
брызгала слюной чуть не до Камчатки. Всплыл вчерашний срыв трудов, всем
пацанам поставили неуд по поведению. До сих пор не знаю, была ли это
гениальная интрига Бурляя, или просто совпадение, но так или иначе кто-то
распустил слух, что трудов не будет, и именно поэтому я оказался вчера один