"Сергей Волков. Год французской любви (Роман в историях) " - читать интересную книгу автораСвязь-то в Советской Армии, как в 41-ом году - коричневый переносной
телефончик с ручкой и черной эбонитовой трубкой, снабженной педалькой. Говоришь - педалька отжата. Слушаешь - держишь её рукой... Каменный век, короче. У японцев, говорят, такие телефоны в музеях показывают. Зимой связь в порядке - и с другими частями поговорить можно, и с ближайшим городом, а через корпусной коммутатор некоторые умельцы ухитряются даже домой, в Европейскую часть СССР, дозваниваться. И с точкой, где ретранслятор, и с лазаретом связь зимой тоже есть. А вот летом - хана! То ли выдры или бобры какие-то таежные кабель грызут, то ли леспромхозовские хозяйственные мужички тырят стратегически важные провода, не знаю, но летом связи у нас не бывало неделями. Сема отвел Вальку Зимина в лазарет, там сразу же положили занедужившего бойца в инфекционное отделение, от греха, потом врач, очкастый капитан, осмотрев больного, поставил железобетонный диагноз: "Кишечная инфекция", выписал левомицетин, чирикнул ручкой на Семином документе, и младший сержант отбыл восвояси. На обратном пути завернул запасливый пскобской мужичок к знакомой шинкарке, разжился парой бутылок самогона - в командировке на точке пригодится, зашел ещё в магазинчик, прикупил конфет и печенья - на точке этого тоже давно не едали, и не спеша, вразвалочку вернулся в расположение части. Времени было - пятнадцать сорок семь. Машина, что шла на точку, "Зилок", уже стояла под парами у штаба, загруженная ящиками с консервами и мешками с крупой и мукой, Сема зашел к начальнику АХЧ прапорщику Заничу, отметил командировку, вышел из штаба, и в тот момент, когда он уже распахнул дверцу кабины, намереваясь усесться Филипенко. Очевидцы утверждают, что между ними произошел следующий быстрый диалог: - Семенов, что с Зиминым? - Положили, товарищ прапорщик! - Какой диагноз? - Холера, товарищ прапорщик! "Зил-131" взревел двигателем, дверца захлопнулась, и младший сержант Семенов убыл в командировку. Старший же прапорщик Филипенко остался стоять на казарменном залитом солнцем крыльце, пораженный, точно громом. Холера, товарищ прапорщик! * * * Я не видел, что было потом. Я не знаю, какие приказы отдавал Филипенко. Я сразу перейду к тому, как меня через час пришел менять "свежий" наряд. Пришли они почему-то в противогазах и перчатках от общевойскового защитного комплекта (всем служившим известного под абревиатурой ОЗК). Я, благодушный от предстоящего отдыха, уже подготовил необходимые записи в журнале "приема-сдачи дежурств", и встретив сменщиков на пороге КТП, удивленно спросил: - Вы чего, пацаны? Филип в химтревогу играет, что ли? - У Зимина холера! - глухо отозвался неопределяемый голос из-под |
|
|