"Александр Волков. Зорро " - читать интересную книгу автора

к Роке и, глядя на игрока черными блестящими глазами, тонко захихикал ему в
лицо.
- Тогда докажи, что это не вранье! - прошептал Роке, едва шевеля
внезапно пересохшим языком и вновь передавая Розине опустевший стакан.
Та молча наклонила бутылку и стала лить виски, дробно стуча горлышком о
стеклянный край. Когда стакан наполнился, Тилькуате протянул к нему руку и
так крепко обхватил пальцами его грани, что стекло хрустнуло и виски
прозрачной лужей разлилось по стойке.
- Так трескается человеческий череп в руке могучего Уицилопочтли, -
сказал он, глядя перед собой тяжелым немигающим взглядом.
- О, да, конечно! Уицилопочтли велик и могуществен! - согласно закивал
Роке, невольно холодея от предчувствия удачи. Клад, о котором упорно
твердила стоустая человеческая молва, быть может, сам идет к нему в руки.
Правда, он не один, вон кругом сколько народу: пять пар лишних ушей, глаз,
загребущих рук, пять языков, которым ничего не стоит сболтнуть в порыве
пьяной похвальбы: да знаете ли вы, кто перед вами?! Один из владельцев клада
Монтесумы! И швырнуть на стойку бара драгоценный перстень или золотое
ожерелье, переливающееся кровавыми каплями рубинов и колким лучистым блеском
бриллиантов. Говорят, одна только корона Монтесумы несла на себе около
тысячи камней и весила как новорожденный жеребенок. А с этими свидетелями,
со всеми их ушами, глазами и длинными языками, придется как то разобраться,
потому что обычно Тилькуате молчалив, как камень, и второго такого случая
можно и не дождаться.
Пока все эти мысли, перебивая и толкая друг друга, метались в
воспаленном мозгу Роке, старый индеец рукавом кожаной куртки смахнул со
стойки осколки стакана, слизнул повисшие на рукаве капли виски и, выудив из
кармана замусоленный огрызок вонючей сигары, сполз с табурета. Тут и до
остальных стало как будто доходить, что не совсем внятные речи Тилькуате -
это не просто пьяный треп, и что на сей раз дело обстоит гораздо серьезнее,
чем представлялось с самого начала. Первым вышел из столбняка Бачо; он
быстро выхватил из кармана спичечный коробок, чиркнул по нему навощенной
головкой и, когда брызнувшие искры угасли в прокуренном воздухе, бережно
заслонил горящий язычок пламени ковшиком ладони и поднес его к растрепанному
концу сигары индейца.
- Ты хороший старик, Черная Змея! - рявкнул он, хлопнув Тилькуате по
плечу. - Не обижайся, что мы не сразу приняли тебя в свою компанию! Мы
шутили, правда, ребята?
- Правда правда! Мы шутили! - согласно загундосили Висенте и Годой.
- Безобидная шутка! Только дурак может обижаться на такое, - продолжал
Бачо, обхватив Тилькуате за плечи и слегка подталкивая его к выходу, - а
Черная Змея - умный старик!.. Хитрая бестия! Свой парень! Такому пальца в
рот не клади! Так ведь, Тилькуате?..
Бачо захохотал, обнажив крепкие, бурые от табака зубы, и, оглянувшись
через плечо, подмигнул остальным, не сводившим глаз с широкой, согнутой
годами спины старого индейца.
- Олени идут на водопой, - пробормотал Тилькуате, переступив порог
таверны и потянув носом прохладный ночной воздух. Затем он вдруг резко
выпрямился, стряхнул руку Бачо со своего плеча и, спустившись по ступеням
неслышными кошачьими шагами, слился с непроницаемой тьмой, со всех сторон
обступавшей заведение Мигеля Карреры. Вскоре из темноты послышался тихий