"Олег Васильевич Волков. Погружение во тьму (Белая книга России; Вып.4) " - читать интересную книгу автора

правдоискателей, чтобы обратить Россию в духовную пустыню! Крепчайший новый
порядок основался прочно - на страхе и демагогических лозунгах, на реальных
привилегиях и благах для восторжествовавших и янычар. Поэты и писатели,
музыканты, художники, академики требовали смертной казни для людей,
названных властью "врагами народа". Им вторили послушные хоры общих
собраний. И неслось по стране: "Распни его, распни!" Потому что каждый
должен был стать соучастником расправы или ее же отвой.
Совесть и представление о грехе и греховности сделались отжившими
понятиями. Нормы морали заменили милиционеры. Стали жить под заманивающими
лжи-
выми вывесками. И привыкли к ним. Даже полюбили. Настолько, что
смутьянами и врагами почитаются те, кто, стремясь к истине, взывает к
сердцу и разуму, смущая тем придавивший страну стойловый покой.
И когда я в середине пятидесяых годов - почти через тридцать лет! -
вернулся из заключения, оказалось, люди уже забыли, что можно жить иначе,
что они "гомо сапиенс" - человек рассуждающий...

Глава
ПЕРВАЯ

Начало длинного пути

Московская моя жизнь оборвалась внезапно в феврале тысяча девятьсот
двадцать восьмого года. И как оказалось - на очень долго. Неполных шесть
лет в Москве прошли без особых тревог. Даже относительно легко. Так бывает,
когда живешь со дня на день, без ясной цели, какую ставят себе люди, прочно
стоящие на земле.
Я считал свое существование зыбким, сравнительную обеспеченность -
счастливой случайностью, поскольку не раз убеждался в обманчивости всяких
предположений на будущее. На попытках вновь поступить в университет я
ожегся и, испытав процедуру чисток, примирился с положением и обязанностями
переводчика - поначалу в Миссии Нансена, потом у корреспондента Ассошиейтэд
Пресс, у каких-то концессионеров, пока не поступил в греческое посольство,
где ежедневно читал посланнику по-французски московские газеты и составлял
пресс-бюллетень. Денег было немного, но свободного времени достаточно. А
главное - мне была предоставлена комнатка в помещении консульства, благо
для меня несравненное, заставляющее ценить обретенное положение.
Я много читал, что-то сочинял, ходил в театры и концерты, любил "круг
друзей" и вечера, где можно было, приодевшись, щегольнуть не вполне
утраченной светскостью. В мои двадцать с лишним лет все это выглядело
настоящей жизнью, в чем-то перекликавшейся с тем, как некогда жили отцы и
деды.
Правда, время от времени действительность напоминала о себе: быстро
облетала знакомые дома весть о чьем-нибудь аресте. Круг наш сужался. Но
чекисты тогда только набивали руку, кустарничали. Массовые "coups de filet"
[Облава, прочесывание (фр.)] были еще впереди. И я, хоть гадал при каждом
таком случае - когда наступит мой черед? - все же не испытывал постоянного
гнетущего ожидания. Не зная, что возле тебя берет разгон страшный жернов,
назначенный раздавить и перемолоть все неспособное немо и обезличенно
служить целям власти, не подозревая, что в среде друзей уже предостаточно