"Олег Васильевич Волков. Погружение во тьму (Белая книга России; Вып.4) " - читать интересную книгу автора

обнимал его за плечи, старался уверить, что крупные хищения не непременно
ведут на эшафот; говорил, что его могут простить, чтобы воспользоваться
необычными его способностями, направив их уже на пользу государства. Но
слушал он плохо. Его занимала только тишина за дверью камеры.
Я оставлял его и шел на свое место. Долго не засыпал. Что-то от
страхов этого пойманного мошенника передавалось и мне. Приготовленность к
возможности быть приговоренным к "вышке" жила в те времена в любом
человеке, трезво оценивающем принципы диктатуры пролетариата, утвердившие
законность террора, уничтожения заложников, массовых казней. Да и участь
Лёвы терзала воображение, пусть он своими руками себе ее уготовил. Он не
был стяжателем. Деньги сами по себе его не занимали. У него их было намного
меньше, чем у сообщников: он их расшвыривал и раздаривал. У Лёвы не было
вкуса к тратам и приобретательству. Это был игрок. Азартный, способный
зарваться, черпавший упоение в риске. Быть может, испытывавший гордость
создателя головокружительных, неуязвимых благодаря строгой логике
построений и комбинаций, наслаждавшийся вдобавок сознанием единоборства с
махиной целого государства...
Я все взглядывал на жалкую фигурку сокрушенного игрока, продолжавшего
маячить над распростертыми, накрытыми всякой одеждой спящими. Лёва не ре"
шалея лечь и был глух к окрикам надзирателя. Он ждал...
Его скоро увели. Однако милостиво: днем. Именно это обстоятельство на
миг его обнадежило. Он сравнительно спокойно собрался и нашел в себе силы
подойти проститься. Я пожал его горячую, влажную руку, избегая смотреть в
побелевшее лицо...


Глава
ВТОРАЯ

Я странствую

Общая камера не меньше одиночного заключения приучает ух.одить в себя,
в свой воображаемый, мир.. Туда погружаешься так глубоко, что начинаешь
жить вымышленной жизнью. Отключившись от окружающего, ра.ссудком и,
сердце.м дереживаешь приключения, уже не подвдастные твоей воде. Это, род
сновидений, но без. их нелепостей и провалов и, как они, бесплодных.
И все же это - чудесное свойство. Для заключенного - дар Провидения.
Воображай себе невозбранно - солнечный мирный край, ласковое море, музыку,
стол, за которым дорогие для тебя лица, или трибуну, откуда кто-то - может
быть, ты - неопровержимо доказывает гибельность злых путей... Можно
пережить целый роман...
Быв потревоженным и возвращенным к действительности, я спешил
вернуться к порванной цепочке грез. И вновь оживали знакомые лица,
прерванные отлучкой разговоры, общения, милые сцены...
И когда позади уже накопилось много тюрем, пересылок, лагерных
землянок и бараков, я умел покидать их в любое время - среди камерного
неспокойства, на тюремном дворе, у костра на лесосеке. Я переставал видеть
то, что было перед глазами, слышать шум и уходил в свои вольные пределы.
Нередко сочинял длинные обращения к человечеству - мне казалось, с каждым
годом я могу сказать нечто все более серьезное и нужное, почерпнутое из