"Дмитрий Волкогонов. Ленин" - читать интересную книгу автора

основой анализа экономи-ческого базиса общества, Ульянов ни разу не подверг
сомнению социально-политическую концепцию марксизма, основанную в конечном
счете на насилии, ставке на силовое разрешение любых противоречий в
интересах одного класса. Встретившись и приняв марксизм, молодой
социал-демократ не засомневался в исторической порочности и ограниченности
силовой методологии созидания нового общества. Не случайно, что, когда он
станет вождем, в руках которого будет сосредоточена вся полнота власти,
предметом его постоянной и особой заботы станут ЧК, ГПУ, другие карательные
органы диктатуры пролетариата.
Знакомясь с протоколами Политбюро ЦК РКП(б), в заседаниях которого
принимал участие В.И.Ульянов (Ленин) после октябрьского переворота, с
горечью убеждаешься: нет почти ни одного совещания этого органа, где бы не
рассматривались меры по ужесточению диктатуры пролетариата, а фактически
диктатуры партии, расширению полномочий карательных органов, узаконению
террора, проявлению особой заботы о сотрудниках этой новой касты
неприкасаемых, о классовой "чистоте" ее рядов и т.д.
Так, на заседании Политбюро 14 мая 1921 года при активной поддержке
Ленина было принято решение о расширении прав ВЧК "в отношении применения
высшей меры наказания"60. По инициативе главного марксиста в России то же
Политбюро в январе 1922 года делает дополнительный шаг в укреплении
карательной функции диктатуры и обеспечения "классовой линии" в обществе
путем образования Государственного политического управления (ГПУ). Главная
задача - борьба с контрреволюцией с использованием широчайшего набора
средств физического и духовного насилия. Не забыли и о судах: "В состав суда
вводить лиц, выдвигаемых ВЧК"61, узаконивая тем самым беззаконие.
А как должны действовать органы диктатуры (а ведь это главное звено в
доктрине марксизма!), Ленин не раз демонстрировал сам. Когда пришла шифровка
о том, что пленен барон Унгерн, один из руководителей белогвардейских
отрядов в Забайкалье, Ленин в августе 1921 года лично сам внес на
рассмотрение Политбюро (фактически высшего органа "пролетарской диктатуры")
вопрос "О предании суду Унгерна". Естественно, возражений не было; ведь
рядом с ним сидели такие же якобинцы, как и он сам: Троцкий, Каменев,
Зиновьев, Сталин и Молотов. Обсуждения тоже не было, ведь все с самого
начала было и так ясно. Ленину лишь осталось продиктовать постановление
Политбюро как высшего партийного трибунала: "Добиться солидности обвинения,
и если доказанность полнейшая, в чем не приходится сомневаться, то устроить
публичный суд, провести его с максимальной скоростью и расстрелять"62.
В этой фразе в форме ужасного гротеска виден конечный смысл формул
"неизбежности классовой борьбы" и "очищающей роли диктатуры пролетариата". В
"полнейшей доказанности", конечно, "не приходится сомневаться", а посему суд
"провести с максимальной скоростью". Но зачем суд, если уже приговор
Политбюро вынесен: "расстрелять"... Но в том-то и дело, что в той системе,
дальние истоки которой начали теоретически осмысливаться Ульяновым еще в
конце прошлого века, вопросы задавать некому... Вопрошать, а тем более
сомневаться или, упаси Боже, оспаривать решение тех, кто действовал от имени
"диктатуры пролетариата", было смертельно опасно.
Иной читатель может сказать, что в моих рассуждениях нарочитая
упрощенность и вульгаризация сложных проблем. Допускаю. Но теоретические
рассуждения вообще безобидны до тех пор, пока они не облачаются в
политическую тогу. Не свершись октябрьские события, мы сегодня о