"Криста Вольф. Кассандра" - читать интересную книгу автора

царицы, когда Агамемнон ступил на пурпурный ковер, отметал любое
доказательство.
Кто и когда снова найдет наш язык?
Наверное, у этого человека голова будет раскалываться от боли. А до тех
пор - только рев, приказы, визг да "так точно" покоренных. Бессилие
победителей, тупо повторяющих мое имя, касающихся рукой повозки. Старики,
женщины, дети.
Жестокость победы и ее результаты уже нынче вижу я в их слепых глазах.
Наказаны слепотой. Все, что они должны бы видеть, разыграется перед их
глазами, а они ничего не увидят. Так и сейчас.
Теперь мне понадобится то, чему я училась всю жизнь: побеждать свои
чувства разумом. Прежде любовь, теперь страх. Он охватил меня, когда
колесница, влекомая в гору усталыми лошадьми, остановилась у темных стен.
Перед последними воротами.
Разорвались облака, и солнце упало на каменных львов, тоскливо
стремящихся куда-то, мимо меня, мимо всего. Страх я знаю, но это что-то
другое. Может быть, оно явилось мне в первый раз, чтобы сейчас же быть
убитым.
Теперь мое любопытство и к себе самой тоже вполне свободно. Я поняла
это и громко закричала тогда на корабле, такая же измученная морским
переходом, как все остальные, изнуренная и промокшая до нитки в брызгах
бурлящей морской пены, среди чужих испарений и воплей троянок, исполненных
вражды ко мне, ибо все всегда знали, кто я.
Ни разу не посчастливилось мне затеряться в их толпе, слишком поздно
пожелала я этого, слишком много сделала в своей прежней жизни для того,
чтобы быть известной. Упреки себе самой тоже мешают сосредоточиться. Во мне,
как плод в скорлупе, созревал вопрос, и, когда скорлупа треснула, он встал
передо мной. Я закричала - не то от наслаждения, не то от боли.
Для чего мне нужен был дар провидения?
В этот самый миг царь Агамемнон - "чрезвычайно решительный" (о боги!) -
рывком вытащил меня из клубка тел, и мой крик прервался: предсказания были
ему не нужны.
"Это ты, ты, - кричал он, обезумев от страха, - ты натравила на меня
Посейдона. Разве не пожертвовал я ему перед выходом в море трех лучших своих
лошадей?" - "А Афине? - спросила я холодно. - Что пожертвовал ты ей?" Я
увидела, как он побледнел. Все мужчины, поглощенные лишь своим "я", - дети.
(Эней? Вздор. Эней - взрослый человек.) Насмешка? В глазах женщины? Этого
перенести они не в силах. Царь-победитель прикончил бы меня - а этого я и
хотела, - если бы все еще не продолжал бояться. Он всегда считал, что я
колдунья. Я должна умиротворить Посейдона. Он толкнул меня на корму и рванул
мои руки вверх для подобающего жеста. Мои губы шевелились.
Жалкий трус, о чем тебе беспокоиться? Не все ли равно - утонешь ли ты
здесь или тебя зарежут дома?
Если Клитемнестра такова, какой я себе ее представляю, она не станет
делить трон с этим ничтожеством. А она такая, какой я ее себе представляю.
Да к тому же исполнена ненависти. Пока он еще властвовал над нею, он тиранил
ее грубо и сумасбродно, как и подобало такому ничтожеству.
Но я знаю не только мужчин, я знаю и женщин, а это гораздо трудней.
Меня царица не пощадит. Взглядом она уже сказала мне это.
Моя ненависть исчезла. Когда? Мне не хватает ее, моей дерзкой, сочной