"Криста Вольф. Медея " - читать интересную книгу автора

вопросом и хотела мне показать. Я пробормотал что-то насчет того, что буду
часто ее навещать, ее и детей, а она только рассмеялась, но без издевки,
скорее чуть снисходительно, так мне показалось, потом, пропустив остальных
вперед, подошла ко мне вплотную, положила руку мне на затылок и произнесла:
- Не принимай близко к сердцу, Ясон. Чему быть, того не миновать.
Я и сейчас, стоит мне захотеть, чувствую эту руку у себя на затылке и
слышу эти слова, которые уже столько раз давали мне утешение. Только кому
такое расскажешь. Теламону? С тем давно уже толком не поговоришь. Он-то не
обженился, перебивается разными бабенками. Но почему-то именно он не может
мне простить, что я не перебрался вместе с Медеей в эту лачугу, в этот
скворечник под дворцовой стеной. Настраивает против меня народ в корчмах, по
которым шатается, пропивая жалкие гроши, что я ему иногда подбрасываю, в
конце концов, он ведь один из последних соратников тех наших славных времен.
Бывает, что мы, не сговариваясь, сталкиваемся с ним в тени нашего "Арго",
который с пышными торжествами был отправлен на почетную стоянку неподалеку
от порта, где теперь ни одной собаке до него дела нет, а значит, и до наших
подвигов тоже. Однажды я его там застал в слезах. Он же пьет, от этого и
плаксивость. Акам прав: великие времена тем величавей, чем дальше мы от них
уходим, и это только естественно, так что нет никакого смысла цепляться за
великое прошлое. Только за что же тогда цепляться? За Медею? Чтобы вместе с
ней погибнуть? Ума можно решиться.
Без нее Колхида так и осталась бы для нас недоступной. Это она отвела
нас к отцу, царю Эету, который от неожиданности даже тотчас же нас принял,
Медея нас ему по всем правилам представила и сразу ушла, хотя он почти тоном
приказа просил ее остаться. А она ушла. Он сидел перед нами, один-одинешенек
в своих деревянных чертогах, богато убранных и украшенных резьбой. Тщедушный
мужчина, трон для него явно велик, худое, бледное лицо в обрамлении курчавых
черных волос, горемыка, сказал Теламон, когда мы снова вышли на улицу, а мне
пришло в голову другое слово: дряхлость. Дряхлостью веяло от всего его
облика, как и от надтреснутого голоса, которым он нас приветствовал, сказав,
что для него большая честь видеть столь дальних гостей, которые, конечно же,
поведают ему, какая забота привела их в здешние края. Я тут же, без
неучтивости, но твердо изложил ему мое поручение - увезти с его, Эета,
дозволения то самое руно овена, которое в свое время мой дядя Фрикс в
Колхиду привез, дабы водворить оное руно на его законное место, что послужит
укреплению дружественных отношений между нашими странами и установлению
между ними регулярного морского сообщения.


Сперва мне показалось, что Эет вообще меня не понял.
- Да-да, Фрикс, - пробормотал он и захихикал, каким-то неподобающим,
старческим жестом прикрывая рот рукой, потом стал рассказывать дурацкие
байки про дядю и его любовные похождения, которые будто бы почему-то все
время оканчивались неудачей. Он говорил, говорил без умолку, служанки
подавали нам вино и очень вкусные ячменные лепешки, которые я и здесь у
колхидок до сих пор с удовольствием ем, лучше Лиссы их все равно никто не
печет, а потом вдруг разом нас отпустил, ни слова не проронив о нашей
просьбе, но на следующий вечер мы снова были к нему званы, на сей раз всей
дружиной, был устроен торжественный прием, словно мы еще не знакомы, и перед
нами на троне восседал уже совсем другой царь, величавый и торжественный в