"Этель Лилиан Войнич. Оливия Лэтам" - читать интересную книгу автора

очаровательных дочерей - одним словом, имел все, чего только может пожелать
человек.
Мистер Лэтам натянул поводья и, нагнувшись, сорвал ветку шиповника для
Оливии. Он знал, как ее обрадует пышная растительность Суссекса после
лишенных зелени трущоб, где она работала. Но она сама выбрала такую работу,
и ни один человек не был так безгранично счастлив своим выбором, как Оливия;
она казалась прямо-таки созданной для своей профессии. Решение Оливии
доставило немало огорчений ее кроткой матери, но мистер Лэтам проявил на
этот раз твердость: пусть их дочь сама решает свою судьбу и пусть никто и
ничто не мешает ей в выборе жизненного призвания. Про себя он подумал, что
Оливия и без его вмешательства поступила бы по-своему, но Мэри он этого не
сказал. Он лишь заметил:
- Ничего дурного не приключится с нею, если она поближе познакомится с
жизнью. Она достаточно разумна и всегда сумеет отличить плохое от хорошего.
Вот Дженни у нас совсем другая.
Миссис Лэтам не противилась. Возможно, она и сама понимала, что
противоречить Оливии бесполезно. С самого раннего детства девочка отличалась
спокойным, уравновешенным характером и непреклонной решимостью во всем, что
касалось ее личных дел. Когда ей исполнилось девятнадцать лет, она должна
была поехать на стажировку в лондонскую детскую больницу. Мать подарила ей
"Избранные места из Библии" и поэмы Фрэнсиса Ридли Гавергала[5] в красивых,
тисненных золотом переплетах. Оливия приняла подарок с подобающим
изъявлением благодарности, после чего отправилась к отцу в кабинет и
сказала:
- Нет ли у тебя двух коробок, папа? Я бы спрятала туда эти книжки,
чтобы не попортились переплеты. Пускай лежат себе там. А для чтения дай мне
с собой настоящие книги, но только немного, потому что, работая в больнице,
я буду иметь мало свободного времени. - Бери что хочешь, - ответил отец, и
Оливия сейчас же приступила к отбору.
Брови отца медленно поползли вверх, когда он взглянул на отложенные
книги: Эпиктет
"Бедная Мэри", - подумал он после ухода дочери. Та же мысль
промелькнула у него и сейчас, когда он положил на сиденье сорванную ветвь и
поехал дальше.
Мистер Лэтам вспомнил день, когда впервые подметил, каким непреклонным
характером наделена его старшая дочь. Тогда он не знал, печалиться или
радоваться этому открытию. Оливии было тринадцать лет. Она взбудоражила весь
дом, придя с улицы с грязным младенцем на руках, а пьяная бездомная женщина,
у которой она отобрала ребенка, шла за ней следом, бормоча безобразные
ругательства, но не решаясь буянить.
- Перестаньте браниться, - хладнокровно заметила Оливия, усаживаясь в
передней на кресло и не выпуская из рук свою оравшую во все горло добычу. -
Вы недостойны быть матерью, если держите своего ребенка вниз головой и не
можете его успокоить, когда он плачет. Ступайте на кухню и окатите голову
холодной водой из-под крана.
Мистер Лэтам засмеялся, вспомнив комизм и нелепость этой сцены:
перепуганные слуги, грудной младенец, слезливое смирение пьяной матери, чей
гнев был усмирен неумолимой логикой маленькой укротительницы в тупоносых
башмачках, с копной непослушных волос. Но смех замер на губах мистера
Лэтама, когда в памяти его ожили тяжелые дни, пережитые им прошлой зимой.