"Габриэль Витткоп. Сон разума" - читать интересную книгу автора

набалдашника, который потерялся под обломками, если только какой-нибудь
тайный мародер незаметно им не завладел.

Иногда я играю в четырехглазку ее кольцами. Нет, я ничего не слыхал о
животе, но теперь она никогда не станет старухой с морщинистым лицом,
ежедневно созерцающим свое умирание. Порой она медовая, с янтарным профилем
у солнечного окна, а порой - вся черная, с эмалевыми глазами и затененными
зубами: Мадлен...

Серые образы, или Photographie eines Lustmorders[5]

Многие в пирейских кабачках знали в лицо необычайно тучного
французского клошара, что раскладывал на столах рекламные буклеты. Время от
времени он, прищуриваясь, собирал драхмы, а затем подходил к прилавку и
дрожащей рукой опрокидывал в глотку несколько рюмок узо. Иногда он хнычущим
голоском маленького ребенка умолял хозяина, пузатого смирнийца с огромными
усищами, открыть ему кредит. Поздней ночью, под вывесками притонов и буйным
цветением ламп, меж доками, где трепетали на ветру рваные афиши, человек
исчезал в темноте, сжимая на дне карманов кулаки и надвинув засаленный берет
на самые уши.
Он говорит сам с собой. Порой останавливается и покусывает кровянистые
кутикулы на ногтях, а затем, ссутулившись, вновь отправляется в путь. Глаза
его слезятся от хронического воспаления и непрестанной жалости к себе. Тот
факт, что он заслужил академические пальмы и перевел "Элегии" Архилоха,
видимо, лишь усугубляет его падение. Кошмарная иллюстрация. Иллюстрация
чего? От него осталась лишь оболочка - грязная и заключающая в себе вакуум,
что сотрясается звуковыми волнами. Внутри у него ревет буря, оглашаемая
детскими криками, но, пытаясь установить ее причину, вернуться к истокам, он
натыкается на гладкую световую стену и запах пыли. Пустота. Он отказывается
от дальнейших поисков, всегда выбирая из двух зол меньшее - беспокойство, а
не напряжение. Словно увязая в грязи, он тяжело укладывается на мешки и
оберточную бумагу, из которых состоит его подстилка, - в углу подвала, в
темном закутке, где эхо перекатывается, подобно камням.

То ли случайно, то ли по нерадивости администрации в начале войны так и
не взорвали Дворец выставок - здание, служившее прекрасным ориентиром для
бомбардировок, которых, впрочем, не было. Похорошему следовало бы взорвать
также собор Б., и, вероятно именно этот аргумент и вытекающие из него выводы
спасли дворец.
Дворец выставок - строение чересчур амбициозное для административного
центра супрефектуры - построили в начале века, в точности скопировав Большой
дворец, на который он походил, как две капли воды, возвышаясь на каменном
цоколе, где были устроены ниши с мифологическими фигурами и подъезды,
ведущие к перистилям. Над очень высоким первым этажом несколькими скачками
возносился главный стеклянный свод, окруженный дополнительными куполами. Во
время войны дворец попросту закрыли, покончив с иллюзорной роскошью,
пурпурными коврами, пальмами в кадках и военной музыкой посреди помпезного
интерьера. Возможно, жители даже почувствовали облегчение, когда на время
избавились от дворца. Люди решили, что, хотя сносить его в начале военных
действий было бы дурным знаком, можно будет еще раз подумать над этим после