"Габриэль Витткоп. Сон разума" - читать интересную книгу автора

с воплями цепляется за Клемана, но, поняв, что тот желает избавиться от нее,
вслепую пытается его ослепить и тянет ладошку, обезоруженную мягкой
перчаткой, к тому месту, где должно быть его лицо.
Свободной рукой Клеман лупит, лупит и лупит ее тростью. С выпученными
глазами, широко открытым ртом и слипшимися волосами, мокрый от пота, мок-рый
от страха в своем чопорном наряде с вырванным рукавом - он бьет. По шапке -
изо всех сил. По лицу - наотмашь. Мадлен яростно выплевывает окровавленные
зубы. Он бьет в грудь, которая звенела бы, если бы не адский шум. Хоть это и
трудно из-за давки и тесноты, он дубасит и дубасит что есть мочи по Животу.
И, пока он еще бьет, Мадлен, наконец, сдается, сжимает в пальцах оторванный
рукав и валится на пылающие тела, увлекая за собой Живот.
Подобно дровосеку, рубящему руки и туловища, Клеман прокладывает себе
путь сквозь лес плоти.
Рассмотрим с назидательной целью величие смерти. Вот, например, на
земле раздавленная восьмилетняя Иветта де Н. Мать топчется по ее животу, а
изо рта у девочки торчит какая-то трубка - сизоватый пищевод. Или вновь
Мадлен, что смеется под маской зимородка беззубым ртом черепа, с
продавленной грудной клеткой, непристойно разбросанными ногами в
переливающихся чулках и любовно выгнутыми каблуками ботинок. Одна рука,
покрытая кровью и копотью, держит лоскут, а Живот начинает досрочно
опорожняться, брызжа каким-то соком, который вскоре высыхает, подобно лаку,
а затем подгорает на огне.
Земля усеяна раскрытыми ридикюлями, сломанными парасолями, поджаренными
испражнениями, подожженными телами и опрокинутыми стендами с салфетками,
подушками и ярко пылающими детскими платьицами.
Задыхаясь от дыма, обжигающего бронхи, Клеман взбирается на груду тел и
успевает проскочить сквозь лопнувшую стеклянную дверь в ту самую секунду,
когда за спиной у него раздается кошмарный вопль. Полыхающий тент
обрушивается на толпу.

Клеман падает в обморок на газоне. Он потерял трость. В четыре двадцать
две прибывают пожарные.
В четыре двадцать три их брандспойты выливают первые тонны воды на
балаган, а спасатели пытаются взломать стены топорами. На улице Жана Гужона
репортеры уже делают первые заметки. Краткое сообщение: тактично, девятым...
Клеман просыпается, неопасные раны побаливают. Несмотря на мази, кожа
лица все еще стянута. На ночном столике стоит заварочный чайник.
Повернувшись лицом к кровати, врач в черном сюртуке сообщает осторожно,
но холодно:
- К сожалению, никаких сомнений, ее опознали по кольцам. Примите мои
соболезнования...
И то, о чем не говорят, но каждый знает: она обуглилась до костей,
вместе с Животом, в котором не осталось тех синеватых гнилостных жидкостей,
что Клеман представлял себе во всех подробностях. Лукавый Живот перехитрил
собственную судьбу - стать будущей падалью.

Клеман быстро поправляется. Одевается он скромно, как и подобает
молодому вдовцу. Он вполне доволен беседой с нотариусом. Клеман сильнее
наслаждается жизнью, после того как чуть не лишился ее. Что же касается
благословенного орудия собственного спасения, он сжег его до основания