"Габриэль Витткоп. Сон разума" - читать интересную книгу автора

благословляет позументы и веретенообразные салфетки, подушки с накладками,
вышивку крестиком и пуанты, фарфоровых собачек, бисквитную Лурдскую
богоматерь и торнелии в горшках. Он благословляет детей. Он благословляет
кассу. Он благословляет синематограф и лампу Мольтени. Он благословляет
мужские трости. Да станут они, Господи, орудием собственного спасения!
Аминь.
Живот одет в сиреневое фуляровое платье с кружевными оборками в виде
взбитых сливок; на голове у него - грогреновое канотье, украшенное голубым
зимородком, а на ногах - ботинки из кремовой кожи, подобранные по цвету к
перчаткам с перламутровыми пуговицами.
На Клемане - темно-серый костюм поверх жемчужного жилета и галстук,
вытканный узором из ирисов. На голове - шапокляк. Усы, закрученные щипцами,
надушены юфтью. В тот день он выбрал трость с набалдашником из горного
хрусталя. Вместе с Животом они прогулялись пешком до улицы Жана Гужона,
поскольку путь недалек: врач рекомендовал Мадлен немного ходить, а погода
великолепная.
4 мая 1897 года.
В четыре часа нунций покидает Благотворительный базар, выходит через
одну из дверей с турникетом и садится в экипаж.
В четыре часа пять минут Клеман покупает для Мадлен две вышитых шляпки
с воланами и дюжину батистовых распашонок, которые графиня Р. заворачивает в
розовую бумагу. Ароматы пристойны и сложны, жара удушлива, но Живот хочет
еще ненадолго остаться. У каждого стенда - до семидесяти патронесс: до
семидесяти голов, разгоряченных кропотливым пылом.
Общее число людей в балагане - примерно полторы тысячи.
В четыре часа десять минут картинки синематографа расплываются, и свет
проектора внезапно меркнет: кончилось топливо. Киномеханик просит подождать
минутку, пока он снова не наполнит лампу. Впотьмах он пробирается ощупью по
каморке в стиле Людовика XI. Его ассистент чиркает спичкой. Эфирные пары еще
теплой лампы вмиг воспламеняются. Взрыв. Из пленок вырывается сноп искр.
Взрыв. Еще взрыв. Все вспыхивает разом и за несколько секунд пламя
охватывает древесину, гирлянды, лакированный картон. Раздается оглушительный
вопль: - Пожар! Перед выходами уже громоздятся растоптанные тела. Турникеты
идеально выполняют свою ограничительную функцию, когда люди, охваченные
паникой, пытаются вертеть их в противоположные стороны.
Инфернальная картина:
Зонтики от солнца пускаются в пляс, но трости берут верх. Все эти
женщины в корсетах бессильны, как насекомые, от ужаса все внутри у них
переворачивается. Хотя мужчины в меньшинстве, на их стороне крепость и
добрая сила фехтовальных залов, набалдашников Фаберже, золотых, эмалевых и
твердокаменных. Все вопят, царапаются, дубасят, кусаются, все тянут назад
тех, кто хочет спастись. Рот, широко распахнутый в непрерывном крике, феи с
потрескивающими шевелюрами, в оранжевых платьях, что трещат и дымятся,
хватают за горло самцов. Каждая шляпа - огненная птица. Пылкая монашка
молится на коленях посреди алого хаоса опрокинутых коробок. Удушающий запах
расплавленной смолы, крови, обожженной плоти, горящей материи.

Вверху загорается большой тент, озаряя все ярким розовым светом, в
котором валят клубы серого дыма.
Канотье, превратившись в обычную шапку, сползает Мадлен на глаза, и она