"Евгений Витковский. Чертовар" - читать интересную книгу автора

и в коллекции не держал бы, кабы не стремление к полноте собрания. Новый
начальник, подполковник с битыми змеями на погонах, приказал временно
"работать дома", - что было нарушением всех законов, - но до поры Кавель
Адамович решил будущего начальника преступником еще не считать. Он
предполагал, что на новой его работе, как и везде, преступников окажется
полным-полно. Прямо на столе начальника стояла запрещенная щеповская
молясина, хозяин кабинета наивно выдавал ее за пепельницу, но Глинский был
уникальным профи, не такими трюками мозги ему запудривать. Мысленно, к уже
полученному делу об убийстве, Кавель Адамович завел еще и дело о преступном
гнезде щеповцев, противопоставивших себя всему миру, заявляя: "Мы щепа
единственно правильная, как лес порубили, так мы полетели! " Но это пока
только в мыслях.
В портфеле убитого молясина типа "медведь-медведь" была очень
изношенная, ее Глинский осмотрел тщательно. Надо полагать, если молясина и
вправду принадлежала покойному, тот крутил ее целый день, медведи били друг
друга молотами по башке, а "медвежатник" шептал: "Кавель Кавеля..." По опыту
прежней работы Кавель Адамович знал, что "медвежатники" обычно люди сильные,
чаще деревенские, и в радении способны взвинтить себя до такого состояния,
что молясину разнесут, сами в припадке бухнутся, избу раскатают по бревну,
невредима останется только чертова жила. Та, на которой круг вертится,
фигурки движутся; порвать чертову жилу никому пока не удалось, хоть пирамиду
Хеопса на нее подвесь, все цела будет. Сколько денег Федеральная служба
извела, эту жилу пробуя порвать, сдуру связали жилой два самолета, приказали
улететь в разные стороны. Ну, угробили самолеты, а чертова жила и теперь
цела.
Ладно. Убитый, судя по приметам в деле, был из городских. Стало быть,
мог оказаться как "медвежатником", так и "медведевцем", то есть принадлежать
к небольшой секте, отколовшейся от "братцев-стреляных" прямо во время
скандала в московском бюро радиостанции "Свобода". С нынешним документом
Кавелю Адамовичу в чердачные лабиринты "Свободы" нечего было и соваться, да
и с прежним было рискованно: возьмут между делом интервью, а потом, сволочи,
выпустят в эфир в знаменитой программе "Раскол за неделю". Кавель Адамович
оставил рыбину в покое, глянул на входную дверь и на дверь в кабинет, и
сделал выбор в пользу последней. Отер пальцы о фартук и пошел к письменному
столу. Больше идти было почти некуда, мебель из гостиной Клара вывезла
подчистую, даже электропроводку - скрытую! - из стен вынула. А в кабинете у
Кавеля, кроме письменного стола, дивана и стула, были только стеллажи с
молясинами, по всем четырем стенам. За годы трудов Кавель насобирал их
столько, что в первый же миг, как обнаружил бегство жены, подумал не о
Кларе, а о том, что освободилось место для новой экспозиции, для стеллажей,
можно будет якутскую коллекцию расставить, подлинные "комаринские" заправить
под стекло с сигнализацией, как в музее. И лишь потом выползло из глубин
рассудка мерзкое напоминание о том, что ему, Кавелю Адамовичу Глинскому,
едва ли теперь предстоит скорое пополнение коллекции.
Ему теперь предстоит изо всех сил раскрывать несанкционированные
убийства.
Никому больше не нужны его необъятные познания. Никто не запишется к
нему на прием за три дня, чтобы узнать, "влобовская" молясина изъята в
очередном "корабле", или, напротив, "полбовская". "Влобовцы", сторонники
правильного (по их мнению) разрешения вопроса о том, как убил Кавель