"Евгений Витковский. Чертовар" - читать интересную книгу автора

Кавеля - "что в лоб, что пo лбу" - считали, что Кавель Кавеля убил именно
ударом "в лоб", и находились вне компетенции Глинского, ибо кое-как, нехотя,
все же зарегистрировались на Малом Каретном, а легальными ведает отдел
генерал-майора Старицкого, с этим - туда. Но вот если молясина "полбовская",
ну, тогда это к нам, к майору Древляну, вот вам к нему записочка: это
молясина страшная, придумал ее ересиарх Платон Правша, он по сей день сидит
где-то в лесах и твердит, что варил Кавель пoлбу, - это каша такая,
вообще-то пшеничная, но в секте используют вместо нее особый горный
ячмень, - да и получил пo лбу. Ест Платон Правша эту кашу пять раз в день и
все ждет, что мученического венца сподобится. Насчет венца наша организация
пока не торопится, хотя как только поймает этого быстрого разумом Платона...
Ну, это посетителю знать не положено. А майор Древлян и сам не отличит
полбовскую от влобовской, у этих отметина на лбу вот такая, а у этих - вот
этакая, и один только Глинский во всей Федеральной службе различает подобные
тонкости.
А сейчас Кавель Адамович вновь был наедине с коллекцией. Он подошел к
полке у окна, узкой, на такой в ряд больше двух молясин не поставишь. Но
определил он сюда редкие, иной раз кровью добытые. Ох, как пришлось
унижаться, какие бредни выдумывать, чтобы отнять у темного
следователя-низовика подлинную слоноборскую молясину, - ведь ее, быть может,
держал в руках, а если не держал, то наверняка благословил глава секты, сам
Марий Молчальник! Глинский любовно снял молясину с полки. На слегка
выщербленном диске, вырезанном из цельного спила мамонтового бивня, свободно
вращалась планка, но фигуры на ней были необычные: на одной стороне робкий,
поджавший хвост китенок, на другой - грозный, занесший длинным хоботом
хрустальную кувалду слон; по молясине и сомнений быть не могло, что если кит
да вдруг на слона налетит, то слон, и только слон, окажется победителем,
беспощадно сборет врага. Таких молясин за всю службу видел Кавель Адамович
только две; одну из них, к счастью, успешно присвоил.
Рядом с шедевром слоноборов, которые слоньим духом борют, размещалась
менее редкая молясина китоборов, последователей знаменитого поэта и философа
Ионы Врана. На ней слон был совсем маленький и хилый, зато кит - просто
устрашающий. При вращении планки он грозно распахивал пасть и наскакивал на
слона; ясно было, что в случае возможного налетания царя морей на грозу суши
именно последнему уготована погибель. Таких молясин у Глинского было три,
две стояли в ящике в прихожей, а на полку он отправил лучшую, такую
красивую, что и впрямь можно было поверить в сказку о том, что лучшие
молясины делают в неведомой миру Камаринской Киммерии, не обозначенной на
картах и почти никому не видимой. В папках Глинского хранились записи
молитвенных приговорок китоборов, но, увы, ни одной слоноборской: последние
следы почитателей Слона терялись в городке Вяртсиля близ Ладоги, на все еще
строго засекреченном металлопрядильном заводе имени К. П. Коломийцева,
официально производившем гвозди, неофициально - колючую проволоку. По очень
левому, очень щедро оплаченному заказу Мария Молчальника там склепали
настоящего водоходного слона. По слухам, все слоноборы в того слона вошли,
затворились и ушагали в глубины Ладоги, дабы привести неправильно
поставленный вопрос к общему знаменателю, найти в темноводных глубинах кита
и - сбороть его.
Глинский криво улыбнулся. Кабы все так просто. Исполинский мозг Мария
Молчальника не предусмотрел скорого ответного хода противника: твердые духом