"Евгений Витковский. Штабс-капитан Янов ("Новый журнал", No 229, 2002, Нью-Йорк)" - читать интересную книгу автора

напоминала знаменитый трактирный подсчет по "Петру Кириллычу": "Сорок и
сорок - рупь сорок..." - почти бессмыслица, нужная лишь для того, чтобы уйти
от темы. Видимо, не так уж просто все с этим Юрьевым обошлось. Кстати, на
вид Юрьеву, когда его видел Станислав Люцианович, тридцати девяти быть не
могло - едва ли тридцать. Против намерения окончить завтрак, Станислав
Люцианович спросил еще кларету - и тут же его получил.
- Скажите, - продолжил Янов после долгого глотка из кофейника, - вы
задумывались, в какое живете время?
- В нелегкое... - ответил Станислав Люцианович и тут понял, что
разговор не закончился а как раз наоборот - начинается. - В военное время.
Так думают все, кто думает о России. Во мне русской крови нет ни капли, но
другой родины у меня нет. Но ведь и войне когда-то же придет конец, будут
ведь и перемены...
Старик чуть усмехнулся.
- Тут вы правы. Но перемены, полагаю, вам понятно, в такое время
возможны только к худшему. Всегда, везде, никак иначе, и именно вам, мне так
видится почему-то, суждено это понять и утвердить лучше, чем другим, хотя...
хотя... вы - счастливый человек.
Станислав Люцианович оторопел: старик ясно произнес название его
собственной второй, то есть пока что последней изданной, поэтической книги.
Интонация его чуть ли прямо намекала: Янов отлично знает своего собеседника.
Откуда бы? Никакого ключа к пониманию его собственной личности, кроме
сомнительного родства с вовсе уж непонятным Игорем Юрьевым, не отыскивалось.
Поэтому волей-неволей пришлось вернуться мыслями к пропавшему поэту. Стихи
тот писал, сколько помнилось, обо всяких допотопных чудовищах, которым Кювье
с учениками надавали названий, и еще о Ниобеях и Навзикаях, которые с этими
монстрами ухитрялись порою вмещаться в одну и ту же строку. К символистам
был он не ближе самого Станислава Люциановича, хотя как бы с другой стороны.
В "Аполлоне" его высмеивали, хотя, помнится раз или два печатали. Книги
просто не раскупались - но кто нынче раскупается? Все то же - Надсон... да
вот Северянин. Ну, Блок. Впрочем, один подход к любому литератору у
Станислава Люциановича всегда был. Пришлось врать прямо в глаза, потому как
стало любопытно.
- Может, все-таки вы могли бы подсказать, как связаться с Игорем
Юрьевым. Это не мне нужно, ему ведь Шацкина деньги должна: хоть и немного,
но полтинник за строчку она всегда платит. И в "Полифеме" - совсем ведь
недавно стихи были. - Станислав Люцианович вдруг понял, что и не врет даже,
ибо в последнем номере стихотворение Юрьева как раз мелькнуло и понравилось
даже, хотя всего три строфы там было. Видимо, завалялось в редакционном
портфеле.
- Вы передайте и Шацкиной, и... этим, словом... чтобы не изволили
тревожиться. Молодой человек все сменил в своей жизни, простите, не столько
не хочет он, сколько не может поддерживать прежних связей. Всякое ведь с
человеком в молодости бывает.
Если верить Янову, молодость Юрьева носила относительный характер -
почти сорок лет, но старику его вероятный родственник, видимо, казался
юношей.
- Но деньги-то?
- Нет, и денег не надо. Игорь Юрьев человек обеспеченный. По крайней
мере теперь. Он, простите, что напоминаю, получил заветное наследство. Ведь