"Станислав Виткевич. Сапожники" - читать интересную книгу автора

Саэтан (не обращая внимания). А самое ужасное то, что работа не
прекратится никогда, поскольку вся эта сукина дочь социальная махина не
повернет вспять. И одна только радость, что все как один будут вкалывать и
вкалывать, до беспамятства, до одури, так, что не останется даже этих
бездельников...
1-й подмастерье (догадываясь). На контрольных руководящих постах?
Саэтан. Так ты тоже об этом думал, братец? Эх! Вот и сравнивай тут: ум
хорошо - два лучше. Да и как сравнивать два человеческих мозга? Даже нет, не
сравнивать - хотя и это трудно, - а сровнять? Так вот, они будут работать
так же, как и мы. Такая вот небольшая неприятность. Сейчас еще пока у этих
негодяев слишком много удовольствий, поскольку еще существует творчество, -
эх! А ведь и я тоже могу придумать, скажем, новый фасон, хотя пожалуй что
уже нет, не могу. Нет и нет! Не могу! (Заливается слезами.)
1-й подмастерье. Бедный мастер! Ему хочется, чтобы работа была и
механической и одухотворенной одновременно, чтобы дух обожествил эту
механику. Это как старые мастера, музыканты и художники, превращали свои
физиологические выделения в уникальные проявления самовыражения. Я что,
говорю какие-то нелепости?
2-й подмастерье. Да нет, только как-то чуждо... Я все то же самое могу
выразить более по-свойски. (Пауза; никто его не поощряет, не подбадривает,
он тем не менее продолжает говорить.) Прискорбная пауза. Никто меня не
поощряет. Однако говорить я буду, потому что мне так хочется и удержу нет
никакого. Сегодня здесь наверняка появится эта княгиня со своей прокурорской
собачонкой и начнет болтать, дырки нам в метафизических пупках сверлить, как
енти спесивые и надменные господа называют у себя те конфетки, которые у нас
зовутся зудящими язвами и только так и будут называться. Это выражается в
противоречиях, примирить которые никак не удастся, как, скажем, эта их
сакральная сука и ихние благородные отходы, которые они называют своими
метафизическими переживаниями. Ими они ублажают свои раскормленные животы, и
каждое такое удовлетворение нажравшейся скотины - это боль и пустота в наших
кишках. Я, знамо дело, хотел говорить, и я скажу: жить и умереть, сжаться,
превратившись в булавочную головку, и раскинуться, объяв собой весь мир,
напыжиться и обратиться в прах... (Внезапная пустота в голове не позволяет
ему продолжать.) Больше я ничего не скажу, потому что у меня в башке вдруг
сделалось пусто, как в амбаре или овине.
1-й подмастерье. Да-а-а... Не очень-то вы подготовились к этому своему
спичу, кстати, пишется через "эс", "пэ" и "че". Я, видите ли, Ендрек, знаком
с теорией Кречмера по лекциям этой интеллектуальной вертихвостки Загорской в
нашем Свободном Рабочем Университете. Ох, свободный-то он свободный, но
свободен он прежде всего от запора и действует как слабительное, этот наш
Университетик. Сами-то они получают настоящее образование, а на нас выливают
этот интеллектуальный понос, чтобы задурить нас еще сильнее, сильнее даже,
чем этого хотелось бы всяческим ханжам и святошам, которые прислуживают им,
как феодалам, а развития тяжелой промышленности боятся как огня. Я вам,
Ендрек, заявляю, что это шизоидная психология. Но не все такие, как они. Это
вымирающая раса. Все больше на этом свете появляется людей пикнического
типа. Усе-то у них есть: радива-какава, кино-вино, финики-фигиники, набитое
брюхо и негноящееся ухо, - шо им надоть? А сами-то по себе все они падаль
гнусная, помет безмятежный, гуано мерзейшее. Это и есть пикнический тип,
понятно? А всякий, кто собой недоволен, только хаос и сумбур на свете