"Карл Витакер. Полночные размышления семейного терапевта " - читать интересную книгу автора

только трипарсимидом (если не считать метода искусственного повышения
температуры), и лечению всегда угрожали такие последствия, как слепота и
желтуха. Сначала я смотрел на психически больных людей как на курьез. Часто
я вспоминаю алкоголика, который рассказывал: "На постели сидел большой белый
медведь, и, хотя я и знал, что он ненастоящий, пришлось звать сестру, потому
что он был совсем как настоящий". Или шизофреника, утверждавшего, что "они"
стреляют в него из автомата через лампочку. Мое материнское поведение
заставило разбить лампочку, что его отнюдь не успокоило. Реальность не имела
отношения к мыслям и переживаниям человека, в которого стреляют.
Узнав больше о психозах и ярких внутренних переживаниях, я быстро
утратил интерес к механическому ремеслу под названием "хирургия". Один
пациент, что-то бормотавший про себя, объяснил мне, что голоса говорят ему
ужасные вещи и велят переспать со своей матерью. "Это очень мучительно", -
сказал я, но он не согласился: "Они уже много лет это говорят, я перестал
обращать внимание". Одна сестра грозилась дать сильного пинка пациенту, а
тот выглядел таким грустным и депрессивным, что я думал, она издевается над
беднягой. Через две недели я узнал, что пациент не хочет покидать палату,
потому что та сестра была единственным человеком, кого он любил.
Такие события заставляли меня размышлять о людях и, разумеется, о себе
самом. Один психотик, утверждавший, что хочет прикончить меня, внезапно
превратился в трехлетнего ребенка, лишь только я авторитарно приказал ему
возвратиться в палату. Я был изумлен больше, чем он. Однажды я встретил
восьмидесятилетнего человека, которого доставили к нам из-за того, что он
соблазнил восьмилетнюю девочку. Я морально негодовал, но, увидев девочку,
понял, что она вы-глядела как опытная актриса, прямо из Голливуда. Это
ломало мои фантазии о жизни и людях. Девочка научилась себя вести как
молодая соблазнительница, хотя и была совсем ребенком. Жизнь на ферме не
подготовила меня к таким сложным переплетениям.
И мои воспоминания о гетто в Манхеттене, то, что я уже забыл, внезапно
оживают в ярких красках. Дикий зов - агония и восторг шизофрении и всего
мира сумасшествия, распирающего меня изнутри, - требовали перехода на иной
уровень. Меня стал занимать вопрос, почему эти люди стали психотиками, и
тогда я решил пойти в детскую психиатрию - предупреждать психозы. Я также
начал учиться на психологическом отделении Сиракузского университета. К
сожалению, обучение механической сортировке людей на основе психиатрического
диагноза - этого в больницу, того из больницы - давало небольшую возможность
узнать о сумасшедших людях. Но я, по крайней мере, не пропитался этими
полумертвыми идеями.
Мне надлежало проходить интернатуру по детской психиатрии в Луисвилле в
штате Кентукки. А до этого мы жили в Кенандайгва (около Рочестера), где в
прекрасном английском особняке расположилась частная психиатрическая
лечебница гуманистического толка. Мы прожили там с женой вместе с десятью
пациентами семь месяцев в доме, где двери не запирались; мы все вместе
играли в бридж и вместе ели. И одновременно я открыл не знакомую мне прежде
благородную доброту. Забота и сердечность старого приюта глубоко трогали
меня. Его содержала пожилая пара, люди теплые и чувствительные. Один
пациент, страдающий манией, который раньше занимался научными исследованиями
на местном химическом заводе и сошел с ума, когда его назначили начальником
огромного отдела, был живой энциклопедией по любому вопросу, какой только
можно себе представить. Пожилая женщина, последние пятнадцать лет сидевшая