"Карл Витакер. Полночные размышления семейного терапевта " - читать интересную книгу автора

и наша культура, помещающая "плохих" людей в психбольницы. Доктор Филдер
первый привел меня к мысли, которая позже продолжала расти и крепнуть во
мне: цель психотерапии - очеловечить патологию.
Симптоматика доктора Витакера
Вернемся назад: впервые я стал пациентом психотерапевта во время
занятий детской психиатрией. Тогда я открыл, что внутри меня находится
больше всяких интересных вещей, чем я сам замечаю. Потом в Окридже я решил
стать пациентом команды ко-терапевтов. Это продолжалось год, потом перерыв
год-другой, затем опять я стал пациентом. Так прошли следующие шесть-восемь
лет.
К 1946 году у нас было уже три дочери и сын. Попытка одновременно быть
клиницистом и администратором проявила всю мою незрелость. Когда напряжение
работы и преподавания возросло, у меня появились разнообразные
психосоматические явления: холодный пот, простуда, рвота, понос, часто
вынуждающие меня лежать в постели. Прижимаясь к жене, я избавлялся от них,
но решил пройти психотерапию, чтобы предупредить новое появление этих
симптомов. (Жизнь с нашими детьми убедила нас с Мюриэл, что "безусловное
принятие" - "unconditional positive regard" - в нашем мире дают только
маленькие дети.) Эти явления продолжали мучить меня пять лет.
Потом я стал лучше понимать, как мои болезненные симптомы связаны с
пациентами. Все это многообразие - кишечные спазмы, голод, чувство
переполнения мочевого пузыря, насморк, "гусиная кожа", му-рашки и зуд, вдруг
охватывающий полтела или одну руку или ногу, хождение взад-вперед по
кабинету и, наконец, полностью обескураживающая меня самого особенность
внезапно погружаться в сон в присутствии пациента. Раньше последнее казалось
мне выражением скуки или желания уйти в себя, и я считал такое поведение
неприличным. Но со временем, вдоволь настрадавшись от чувства вины и
неуверенности, я стал относиться к моим внезапным приступам сна позитивно.
Засыпая, я часто думал о том, что же происходило между мной и пациентом.
Соответствие моих снов и терапевтической ситуации убедило меня в том, что
это явление - просто способ уйти внутрь себя и найти там интроецированный
образ пациента, чтобы потом рассказать ему об этом. И эти образы обычно
бывали гораздо сильнее моих левополушарных умственных конструкций.
Приведу пример. У Билла и Мэри была дочь, недавно поступившая в
медицинский. Они привели ее к психиатру и потому, что она настойчиво желала
этим летом работать в клинике для черных. Дочь сказала, что с отцом она
тесно связана, а мать у них в доме - что-то вроде прислуги. Тогда мать
обратилась ко мне за психотерапевтической помощью, и я пытался заразить ее
вирусом феминизма. Но вирус тогда, в 1953-м, был слабоват и не прививался. В
тревоге, озабочен и подавлен, я однажды заснул и увидел во сне большой
банкетный стол: двенадцать футов в длину и четыре в ширину, а посреди него
стояла огромная серебряная супница. Мать девушки находилась с одной стороны
стола и держала в руках большой половник, а ее дочь и муж сидели с другой
стороны и ждали, когда им нальют суп в тарелки. Но рука матери была так
замотана пластырем, что она никак не могла налить суп в свою тарелку. Я
проснулся, рассказал сон, и тут-то мне впервые удалось действительно напасть
на ее понимание жизни в стиле мужского шовинизма.
Меж тем у меня появлялись новые симптомы: головные боли, двоилось в
глазах, напрягались мышцы шеи. В глазах двоилось, когда я был озабочен
тревогами пациента и нашими отношениями. Мои симптомы помогали мне обрести