"Марина Артуровна Вишневецкая. Вышел месяц из тумана " - читать интересную книгу автора

не делался ближе. И тогда я решил взойти на пригорок, чтобы лучше увидеть
оставшийся путь. На пригорке сидела чумазая женщина. Она что-то толкла в
скорлупе большого ореха. И от этого ее груди прыгали немного не вместе. Я
смотрел и не знал, она та же или ту Он уже прибрал и эта - другая. Она
сказала: "Будешь ужинать?" - и голос у нее оказался совсем незнакомым. Тогда
я почувствовал голод и сказал: "Буду".
Там, где раньше горел меч, просто горел закат. И я понял, что идти мне
некуда. И стал есть из скорлупы толченые зерна, приправленные белым соком, а
она сидела рядом и смотрела, как я ем. Сначала я хотел спросить: та же она
или только что сделанная другая и один ли у них был замысел, но потом я
подумал, что это теперь неважно, что я здесь тоже, конечно, совсем не тот...
И от этого мне стало весело, и я бил себя по коленям и кричал, передразнивая
того: "Господи! Она первая!" И она тоже от этого развеселилась и давала себя
гладить руками. И мне стало еще веселей. А потом мы играли друг с другом,
как это делают звери и птицы. И она от этого кричала: "Боже мой! Как сильно
ты любишь меня! Люби еще, еще сильней!" И мне снова стало казаться, что она
не другая, а та же самая женщина, из-за которой все и произошло. И когда она
заснула, я долго ее разглядывал, но так и не смог ничего понять. И это мне
не понравилось. И я подумал, что это и есть Его проклятье и что будет оно
всегда. И забыть его можно на одно недолгое мгновение. И я разбудил ее и
снова, как делают звери и птицы, это мгновение стал в ней искать.

Брысь, крокодил!

Он - Сережа.
Они - Леха и Шурик. Они - все. Все они!.. Им всем сегодня можно. Одному
ему нельзя.
Он, Сережа, стоит у подъезда. Они, Леха и Шурик, раскручивают пустую
карусель. Доломать ее хотят - не иначе. Ширява и Вейцик - им можно. Им в
16:00 всем можно!
А сделать пластическую операцию и тоже пойти! Чулок на голову натянуть:
спокойно, Маша, я - Дубровский! Нет, шоколадку за рубль двадцать расплавить
и - на голову: "Я прыехаля к вам Занзибара, дружба-фройншафт!" Маргоша
сразу: "Оу, ес, ес, дружба!" - весь первый ряд расчистит и его усадит.
Он, Сережа, стоит на крыльце, и на него не капает. Они же, Ширява и
Вейцик, мокнут. Им же хуже. Они карусель раскручивают и орут.
Вейцман:
- Дети! В подвале! Играли! В гестапо!
Ширява:
- Зверски! Замучен! Сантехник! Потапов!
Портфели в кучу листвы побросали. Куча как муравейник. Рыжие листья
постепенно заползут в портфели и все там изъедят.
Мы - Сережа, Шурик, Леха. Так было утром и было всегда. Теперь же
Сережа - он, тот самый, не для которого. А Ширява с Вейциком - они, все,
которым... ГИПНОТИЗЕР! Невозможно, душно - заревет сейчас. Это как всю-всю
жизнь ждать Нового года и в щелочку увидеть уже, как под елку что-то большое
в шуршащей бумаге для тебя кладут, и в другую щелочку, как бабушка густой
заварочный крем с ложки на пупырчатый корж стряхивает, - все это увидеть и
без пяти полночь умереть. - ГИПНОТИЗЕР. Это вот как: как летом с ангиной два
часа в электричке битком, все пересохло до кишок, как в тостере, а мама