"Марина Артуровна Вишневецкая. Вышел месяц из тумана " - читать интересную книгу автора

шепчет: "Потерпи-родненький-приедем-там-собачка-там-девочка-Санна-там-морс-и
з-клубники-только-потерпи!" И час еще надо на маленькой станции автобуса
ждать, где негде сесть и можно только к стене прислониться, зато на ней есть
выколупанная дыра "Девочка Санна и ее собачка" - только хвост осталось
доколупать, но побелка набилась и больно под ногтем давит, а мама бормочет:
"Не-повезло-тебе-с-мамой-больного-мальчика-в-такую-даль-но-если-бы-у-них-был
-телефон-понимаешь?" А ты уже в озере плывешь, в котором вместо воды - морс
из клубники. И говоришь: "Ладно, про собачку расскажи, она - какая?" И
наконец автобус приходит, но очень маленький, и все толкают друг друга
мешками и корзинами, никого внутрь не пуская. И когда вы в автобусе - это
уже непонятно как. И уже неинтересно про собачку. И всю дорогу, как в
дедушкиной игре: по кочкам, по кочкам, по буграм, по буграм, - а не смешно,
и ты спрашиваешь, забываешь и снова спрашиваешь, много ли у них морса, а
вдруг они выпили его уже, а вдруг он прокис, а вдруг там нет никого... А
мама говорит: "Ну-что-ты-глупыш-мой-мы-же-за-неделю-уговорились-с-дядей-Боре
й-он-за-околицей-давно-стоит-нас-с-собачкой-встречает!" А после автобуса
надо трудно идти в высокой траве. И дяди Бори нету ни за околицей, ни после
околицы, и собачки нету - не лает. И замок на двери пребольшой. "Этого не
может быть!" - кричит мама и так кулаком в окно колотит - вот-вот треснет. И
ты говоришь: "А может, они морс на крылечке оставили?" А мама не слышит:
"Вот скот!" А ты говоришь: "Кто скот?" А мама: "Маленький-миленький! - и
целует, целует мокрыми от слез губами. - Прости-меня-господи-ты-боже-мой!
Скот - в хлеву. Мычит, некормленый!" И вот только тут до тебя доходит: морса
не будет, Морзе: точка, точка, тире - папа, спаси нас! - не будет.
Шурик в перекладину впился, по бочонку побежал. Ширява рядом стоит. И
орут хором:
- Маленький! Мальчик! Зенитку! Нашел!
Ту! Сто четыре! В Москву! Не пришел!
Японочка Казя, как маленькая лошадь, не мигая, косит глазом на обрубок
хвоста. Его очень вдумчиво обнюхивает Том, по приметам белый, а сейчас
просто грязный болонк. У него было трудное детство - он два раза щенком
терялся, и они с мальчишками на велосипедах повсюду объявления расклеивали.

"17 октября. В Актовом зале. В 16:00!"

Сережа три раза проверял, на всех переменах: объявление гипнотизировало
само. Отменяло волю и слух. Всех делало лупоглазыми Казями. Даже звонка
никто не услышал и как Маргоша откуда-то выросла: "Вам на урок - особое
приглашение?!" А Викин папа в Полтаве ходил к колонке полуголый. "Нет в
жизни счастья" - это на левом плече было написано. А на правой руке: "Года
идут, а счастья нет".
Вшшшшш! - во двор врывается синий "жигуленок", и в первой же луже у
него вырастают два больших, шумно опадающих крыла. Во второй луже они
вскидываются уже совсем по-лебединому: вшш-ж!
Казина старушка тоже залюбовалась ими и не успела вовремя отбежать.
- Хам! Вы - хам! Хам! Что смотрите? - это она уже Леше и Шурику
кричит. - Такими же хамами хотите вырасти? Пионеры называются. Казя, я
ухожу! А ты - как знаешь!
Голос ее плачет, усатая губа дрожит. А главное - она истекает грязью и
никуда не уходит. Теперь уже Казя нюхает под хвостом у Тома. Ее умное, как у