"Марина Артуровна Вишневецкая. Вышел месяц из тумана " - читать интересную книгу автора

оторвалась: "Усэ! Тепер - назавжды! Тепер на всэ життя!" И тут все
смешалось: жалость - от вкуса губы расквашенной, и страх этой клятвы не
сдержать, и испуг никогда не увидеть ее больше, и новый испуг - заразиться
чужой кровью: ведь из-за чего же именно бабушка на нужнейшую операцию лечь
боялась! - и еще больший испуг - в этом испуге признаться... Изо всех сил
стараясь не сглотнуть, он буркнул: "Ага, назавжды", - и выскочил вон, за
дом, за погреб, в самую гущу бурьяна, чтобы выплюнуть то святое, что -
навсегда , что - мы . И пока выплевывал, разминал среди пальцев бурьянные
семена, а потом еще долго стоял и смотрел, как они раскрошились на мелкие
шарики и приятно, как ртуть, бегали по ладони.
- Сергей! - тогда так истошно кричал папа, приехавший их увозить в
Москву, а он все никак не мог насмотреться. А войдя в комнату, опять ощутил
на языке терпкий расквашенный привкус и сплюнул его в горшок со стареньким,
на палочку опирающимся алоэ - да так незаметно, что и его самого не заметили
даже.
- А ты ожидал от меня услышать, что...- тихим мучительным голосом
говорила мама.
- Что ты приедешь и с ним кончишь! - выпалил папа.
- Вот тут, дорогой, ты можешь быть спокоен: с Борис Санычем я кончаю
всегда.
И почему-то обрадовавшись, что их с дядей Борей дружбе пришел конец,
Сережа бросился папе на шею: "Навсегда! Назавжды!" И папа крепко-крепко его
всего прижал и сказал, как давно уже говорить перестал:
- Ты мой сладкий!
- Ма-а-ма! А!
Это? Это где-то неблизко завыл Владик.
Сережа нашел его в кухне с физиономией, перепачканной или мукой, или
содой.
- Кла-кла-кла-кодил! - захлебывался Владик.
- Откуда тут крокодил?
- Бона! Бона - насе сонце плоглотил! - и в окно тычет. - Ноц станет -
мама потеляется!
- Крокодилы в Африке живут!
- В Афлике - голиллы!
- И злые крокодилы! Учил - значит, надо твердо знать. А по небу плывут
облака. То есть на самом деле облака стоят - это земля вращается. Но нам с
земли кажется...
Владик взвывает еще безутешней. Приходится взять его на руки и
поцеловать - не в муку, не в соду, тьфу! - в сухое молоко. А распробовав -
лизнуть: вкусно. Что ли от щекотки, младенец втягивает головку в плечи и
фыркает.
- А ну пошли его как шуганем! Мужики мы или нет?
Выходя на балкон, они едва не падают в густые заросли зеленых бутылок -
Викин брат как раз именно за такие же им по семь копеек давал.
- Брысь, крокодил!
- Блысь! - взвизгивает Владик, сжимая кулаки.
- Во! Он уже хвост поджал! Давай ори!
- Блысь, сука, падла, блысь!
- Вали отсюдова, "мессершмитт" поганый!
- По-лусски, блин, не понимает!