"Анастасия Вихарева. Черная книга колдуна ("Семиречье" #1) " - читать интересную книгу автора

- И расплодились как зараза...
- Ну а как без этого? Только он не первый, это у них в порядке вещей
уже давно было, - продолжил объяснять людям балагур, но теперь уже с ноткой
грусти. - То там, то здесь поднимали голову разбойники, обращаясь за
подаянием к народу через черта. И первосвященники снимали им головы. Того же
Симона Петра, после казни уже, наложением рук все же закрыли в темницу.
Темницу-то он понял, да только ума не стало - свои не признали. Как
проткнули шилом, в люди не показывался, не упоминают о нем больше.
- Во, как Святого Беса раздавили и раздели! - кто-то остался доволен. -
Ну и слава Богу! - поблагодарил он небеса.
- А как же его раскрыли? - полюбопытствовали у балагура. - Спасителя
ихнего?
- Ходил с ними Иуда. Ученый был, философ, счетовод, смотрел, смекал. А
как понял, чем те четверо занимаются, доложил властям. Иуда первым
свидетельствовал против Иисуса. А после, как поймали Спасителя ихнего,
свидетельствовал против него народ. Когда на лицо посмотрел, семя змеево тут
же себя раскрывает. И весь народ потребовал его казни, за то, что на детей
посягнул. Кровь его была на них. Суд у них был справедливый, три стороны.
Старейшие мудрые люди от народа, первосвященники, которые закон знали и толк
в нем понимали, и римские начальствующие смотрители, представители мирового
сообщества. В Иудее тогда поставлен был Понтий Пилат, в других областях
Ирод, Филипп и Лисаний. Все самые страшные преступники судились третейским
судом - убийцы, насильники, растлители. И те, которые на народ посягали,
умерщвляя тайно, как галилеяне.
- А что же Иуда?
- Срама не перенес, - пожалел балагур. - За то, что помог раскрыть
преступление, полагалось человеку прощение и награда.
- И правильно! Если решил открыться принародно и отдал себя на суд
людской, значит, покаялся истинно.
- Но так тяжело было ему в глаза людям смотреть, за кровь их невинно
пролитую, что отказался он от награды. На те деньги купили первосвященники
землю для захоронения умерщвленных. С шилом-то недолго живут, знали. А сам
иуда, Матфей сказывал, повесился. Но опять же, веры ему нет. Нескладно у
него: то Пилат, Ирод, Филип и Лисаний вроде как ставленники кесаря, и
римляне, цари области, как поставленные над народом князья - а то они
младенца ищут убить, чтобы тот в царя не вышел... Да им ли бояться
младенцев, которому до царя лет эдак тридцать? Но ляпнул - и поверил народ
наш.
- Ну да, - согласились с балагуром. - А еще надобно получить
благоволение кесарево. Видно любил его народ, раз признал за правителя.
Уважали.
- Поди, не разбойничал.
- Вот оно как, когда головы нет! Врут, значит?
- Да как же не врут? Взять, к примеру, Луку... - рассудил балагур. -
Как брали Иисуса, брат его, Симон Петр, отсек правое ухо рабу
первосвященника Малху. И ни Матфей, ни Иоанн, когда писал первое
свидетельство под именем Марк, стукнуло ему двадцать три, и когда второе
писал, уже под своим именем, спустя шестьдесят лет, было ему тогда под
восемьдесят - про исцеление уха ни словом не обмолвились. Уж не забыли бы! А
Лука, послушник Савла Павла, которому Иисус померещился, в три короба