"Анастасия Вихарева. Черная книга колдуна ("Семиречье" #1) " - читать интересную книгу автора

околесицы наплел! И ухо-то исцелилось, и Господом стал в младенчестве, и
послал-то его ихний Боженька проповедовать лето господне благоприятное.
- Да где уж благоприятное? - скрипнули зубами впереди. - Отец на сына,
дети на родителей, народ на народ, и плен, и голод...
- Вот за что мстил своему народу? - задался кто-то риторическим
вопросом. - А нам за что мстит?
- Чтобы знали, как это рабом да со смирением.
- Самим бы уши-то пообрезать! - возмутился парнишка, рядом со
стариками, которые все это время тихо улыбались, прислушиваясь к
разговору. - А что?! - пожал он плечами. - Вроде как и убийства нет, и не
калекой не стал - а еще молитву прочитать над спящим, чтобы хоть как-то душе
помочь. Она, поди, сама себе не рада, такой ужас в себе носить! Как при
таком муже жить, который за мужика молится, а не за душу?!
- Умирают их души-то, сразу, когда иго накладывают, - посочувствовал
старик, который был пониже, перестраиваясь и пропуская балагура, оставаясь в
толпе, которая слушала молча. - Это с одной стороны оно легко, а с другой
божьего света не видать. Руки на себя накладывают или люди убивают.
- Волхвы наши не одну тысячу лет с Богом разговаривают. Учили, что все
мы дети Богов наших, Роси и Дажьбога, внуки самого Сварога и правнуки Рода.
А эти говорят, будто врут они, что у Бога один только он сыном, Иисус, -
там, где теперь шел старик, сразу оживились.
- Дедушка, а что это за проклятие такое: шило? - спросил парнишка
неподалеку от Кирилла, обратившись к старику.
Кирилл тоже навостри ухо, в глубине чувствуя, что это важно, только
пока не мог понять, почему.
- У тебя, сынок, душа есть, девица, в узелок вас духи завязали. Так
Родом написано, чтобы за едину жену посягать. Ты дух, она душа, а у нее
наоборот - она дух, а ты ей душа. Сызмальства она тебе дается, крепость
твоя, или беда, если в руки хулителям попала. Ударят тебя, она боль
почувствует. Ее ударят, твое сердце кровью обольется. Шило - это когда по
лицу бьют, по детородным органам стегают, несут всякий бред, чтобы душу
проклятой по свету белому отпустить. А то мылом присушат - в любви
объясняются, поглаживают да проповеди читают, чтобы в ноженьки душа
кланялась. Или то и другое, чтобы сама к ним пришла и кланялась, и проклятой
была, истребленная из народа. Хоть шило на мыло, хоть мыло на шило - а все
одно, смерть! А еще в ухо нашепчут, чтобы мать с отцом не признавал, чтил
Христа поганого и жертву перед Родом не ложил, не искал убийц и грамоту
забыл - все, чему нас пращуры учили. И служить заставляют, чтобы не вздумал
убежать. Презирал бы народ свои и выдал человека, который правду людям
кажет.
- Только это и помнит человек, - усмехнулся молчаливый спутник впереди
Кирилла. - А противиться начинаешь, боль выходит или сон одолевает. Тошнит
людей от правды, тяжело им на нее смотреть, если своими глазами...
- Это демоны дасу начинают пугать людей и веревки кажут. А если боль
выдавить, слова их поганые, которые как змеи жалят, сами выйдут, - старик
покачал головой. - И ничего с ними не поделаешь. Куда ты, туда и они.
- Неужели такое возможно сделать с человеком? - не поверил Кирилл. - А
что есть ваша вера? - полюбопытствовал он, удивившись, как много узнал о
своей истории.
Оба старика тяжело вздохнули, переглянувшись.