"А.Веста. Алмазная скрижаль ("Сокровища Сергея Алексеева" #1) " - читать интересную книгу автора

красивейшими женщинами мира. Не ищи богатства, отныне единственное твое
богатство - Сила и Воля. Не бойся Смерти, и ты никогда не умрешь... Помни:
ты - господин! Живи, как господин! Люби, как господин! Умри, как господин!"
Вот уже час он шел вдоль берега, по карте выверяя приметы, терпеливо
вспоминая полученные инструкции и желтый, твердый, как вороний клюв, палец
Хозяина, тупо стучащий по карте: "Они не должны выйти из квадрата! Все, что
успели нарыть, - мне на стол!"
"Хозяин" был одним из щедрых благодетелей школы. Благодаря ему
обмундирование и вооружение волонтеров ничем не отличалось от экипировки
элитных воинских частей. Он занимал какой-то властный пост; заправлял
системой исправительных учреждений. Запомнилась его фамилия, странная,
словно обрезанная - Гувер.
В сумерках заморосил ледяной дождь. Поеживаясь, человек брел вдоль
озерной кромки. Осторожно ступая, обходил бурелом и вязкие илистые отмели,
тут и там въевшиеся в пологий берег. Всего лишь раз он остановился и тихо
присвистнул, склонившись над следом огромного зверя, впечатанным в густую
тину у самого уреза воды. В гаснущем свете он хотел яснее рассмотреть след
тяжелой лапы, собранной в могучую заостренную спереди пясть. Такой след мог
принадлежать огромному волку.
В темноте сильнее давила усталость. Стеклянный перезвон тренькал в ушах
в такт грузным шагам. Он двигался все медленнее, пока не рухнул,
привалившись спиной к обомшелой лесине. Рывком расстегнул рукав, заголив
зеленовато-бледное запястье. В густых сумерках оно светилось, как натертое
фосфором. Он долго возился со шприцем, наугад вогнал его и, наконец, застыл,
прислушиваясь к горячей боли и растекающейся по жилам томительной слабости.
Голова его запрокинулась, и через мгновенье он провалился в забытье.

Осень на севере дождлива, скоротечна и скупа на свет. Лишь полнолуние
ненадолго очищает небо.
Дождь кончился, и обрывки туч быстро стащило ветром за горизонт. За
темной грядой леса разлилось сияние. Ночные шорохи, голоса, волнение озера и
эта огромная медная луна за лесом тревожили зверя. Волчица скулила, часто
дышала. Сердце играло под ребрами, как живой, нетерпеливый комок.
Это томление и тоска приходили к ней ранней весной и осенью, в лунные,
пустые, "волчьи" ночи. Беспокойная печаль нарастала к марту, когда губы ее и
широкие чуткие ноздри палило до сухого жара, обжигало запахом звериного
гона. В ушах неумолчно шумел прибой, и она словно вяла, спадала с тела,
только набухшие сосцы грубо тяжелели, напоминая о несбывшемся материнстве.
Поздней осенью подкатывала новая волна болезненного одиночества, и тем
завершался еще один ее жизненный круг. Она была последней из своего племени,
и огромному белоснежному зверю не было пары в окрестных лесах.
Ветер принес близкий едкий запах. Чужак забрел в ее владения. Волчица
легко вскочила с примятого гойна и, глухо ворча, выбралась из логова.
Тряхнула шкурой, шумно похлебала из скважины, задрала голову к луне:
невидимый след тлел в ледяном воздухе.

Человек спал, привалившись спиной к обомшелому стволу. Взошедшая луна
высветила мертвенное, запрокинутое лицо. От лунного света спящий вздрогнул и
очнулся. После укола его чувства болезненно обострились. Треск кожаной
амуниции отдавался грохотом. В ночном воздухе остро и отчетливо послышался