"Лев Вершинин. Первый год Республики (Авт.сб. "Хроники неправильного завтра") [АИ]" - читать интересную книгу автора Еще одна линия на листе.
Лишь на миг прикрыл глаза, и - тотчас: клубок черного и красного. Дым и кровь, кровь и дым; соленым брызнуло в лицо, когда ухнуло под самыми копытами, и мелькнули выпученные глаза Трофимыча; не сразу и понял - что стряслось? - а старик, оказалось, от ядра прикрыл, воистину - телом: пришлось чугуном по самому чреву, разнесло, так что и куска не нашли... лишь ногу в обрывке сапога да голову. Велел схоронить с честью, а схоронили ли, Бог весть. Не отстояли Киев, отошли, где уж было всех с честью хоронить? - но отошли в порядке, ни строя, ни чести не потеряв; самих уполовинило, но и Ивану Федоровичу жилки подсекли, не скоро опять к наступленью соберется. И то сказать: пять дней бой длился, лишь на ночь и стихала канонада. А ретирада... [отступление] что ж, отступать всегда горько, однако, по совести, не в чем себя винить: татары поддались, отошли; впрочем, и на них вины нет - что они супротив регулярной кавалерии? И опять - мерно по комнате, от угла к углу с краткими остановками у зеркала и долгими у окна. Тщетно пытался увидеть хоть что-то сквозь жалюзи; никак! - хоть узлом завяжись, не исхитриться, не выглянуть на улицу. И то уж хорошо, что света пропускает достаточно... Время от времени неистово вспыхивало прежнее: что творится? по какому праву? Тогда - метался, кричал: "Известите Верховного!"; тщетно. На удивленье скоро привык; третий день просидел тихо. Поначалу, когда только втолкнули в нумер, примстилось: не паскевичевы ли в Виннице? не обошли ль хитрым маневром, опередив известье о взятии города? Поразмыслив, отбросил сию догадку как нелепицу: не могло подобное уверился в ошибке, приметив трехцветные, без орлов, кокарды на солдатских киверах... Угол. Окно. Угол. Зеркало. Угол. Каземат. Мысли давят невыносимо. И, растолкав тьму отчаяния, всплывает неумолимо тяжелейшее - то, от чего бежал в труд, в битву, что глушил за полночь советами военными, муча людей, сам намеренно не высыпаясь; ныне не убежать от воспоминаний, не закрасить ни гулом беседы, ни гудом орудий. Мари... жена; любовь негаданная, поздняя. Какова была она в тот вечер, последний их вечер! Уж снарядившись в дорогу, не отказала в беседе. Глядела с жалостью: видела, вне себя супруг. Но ответила твердо, как и в первый раз: "Не держите меня, не мучайте... Господь нас соединил, и, право, стань вы калекою, не оставила б вас; сошли Государь в Сибирь - следом бы поехала (и видел же, видел! - не лукавит, поехала б!) но... присягу преступив, преступили вы, князь, и заповеди Господни; измены же простить не могу и не желаю..."; о! раевская кровь, неукротимая... и как оказались пусты попытки изъяснить сему юному созданью истинную суть роковых событий, как тщетны... И ушла; сбежала с крыльца, держа в руках драгоценный запеленутый комочек, не оглянулась, словно наотрез отсекая все их связывавшее; только гикнул кучер, и поднялась пыль над коляскою, выстлалась вслед за поездом тележным густой, медленно оседающей на дорогу тучей; и после, сколь ни писал с оказиями, ни слова ответного. Лишь портрет остался, а теперь и его |
|
|