"Лев Вершинин. Первый год Республики (Авт.сб. "Хроники неправильного завтра") [АИ]" - читать интересную книгу автора

- Взять!
Поздно. Кинулись было конвойцы, ан татар уж и след стынет: гикая,
прыгнули в седла и умчались - небось к своим, там отсидятся; не выдаст
гололобых Туган-бей.
- Пристрелить! - указал на вопящих.
Три выстрела хлопнули. И - сразу! - еще один, за спиной. Рывком
обернулся. Сердце дернулось, стукнуло колоколом, ноги подкосились, словно
ватные. Ипполит...
Затылком в грязи, вверх глядя, лежал меньшой Муравьев; в откинутой руке
- пистолет, вместо виска - кровавая дыра. Бестужев нагнулся, кусая губы,
едва ль на колени не встал, и вдруг почувствовал: отпустило. Вот была
только что скорбь! и не стало. Сами по себе выговорили губы:
- Дур-рак.
Перехватил изумленный взгляд Горбачевского; оскалился - не усмехнулся:
- Озаботьтесь, подполковник, включить поручика Муравьева-второго [в
случае, когда в армейских формулярах числились родственники, к фамилиям
добавлялись номера соответственно чину] в список выбывших по болезни...


До самого вечера вспыхивала в предместьях рукопашная; спешно отойдя,
скопище оставило клочья свои в балках да двориках, словно зубы змеиные. То
и дело: крики, брань непотребная, вопли. Обходилось без стрельбы. И лишь с
сумерками утихло.
Собравшись штабом, подвели итог. Теперь лишь, после сопоставления
рапортов, стало ясно, что удумал Кармалюка. Отчаян до безумия был маневр,
но отнюдь не бесталанен: удайся он, и не вырваться бы Восьмой дивизии на
простор, сбилась бы на погибель свою в центре, скучилась бы в стадо.
Недаром же не было поджогов в фурштадте. Не хочет вор жечь то, что уже
своим считает...
Наступая волною, гиканьем и боем смертным выгоняли гайдамаки обывателей
из мазанок; те, от солдат худа не видевшие, как сознали, что гайдамаки
вернулись, так и побежали, себя не помня, - сами, пешком и на подводах, со
скарбом, со скотиной, с детишками на закорках. В том и был гетьманский
умысел! На плечах обезумевших беглецов прорвали гайдамаки егерские заслоны
на севере, прошлись по редутам, едва не отбив пушки; слава Богу, не
растерялись алексапольцы, успели, дали залп и второй - почти вплотную,
понаделали окрошки... А там уж пошли в дело гусары ахтырские, да и татары
на сей раз себя показали. И то сказать, знают басурмане: кому-кому, а им
пощады не видать, коли город падет.
Вот так и отбились. Выстояли.
Диспозиция гетьманская сломалась. К темноте ближе, сметив что к чему и
сознав, что вот-вот отрежет конница вошедшие в Катеринослав толпы, велел
Кармалюка скопищу отходить в степь, не заботясь о раненых. Прозевал вор
миг, когда мог разметать конницу, бросив на нее страшные повозки свои с
косами; совсем чуть промедлил, а тут и мгла поползла; не стало момента.
Горечью отозвались потери. Хоть и оставил гетьман в пригородной грязи
да на улицах до трех тысяч своих, так для него это что зуб потерять; толпа
за ним немереная, а Первую Мужицкую так и сберег, не посылал на убой. А
солдатики на счету; как ни старались ротные, а всех не убережешь. Не беря
даже в расчет легко раненных, сочли невозвратное: только убитых сотни три,