"Лев Вершинин. Первый год Республики (Авт.сб. "Хроники неправильного завтра") [АИ]" - читать интересную книгу автора

сорваться бы; интересен оказался разговор, против ожидания, хотя бы тем,
что сей хам способность проявил к связной речи; да и не скрывает того, что
на душе.
- И еще об одном спрошу, Афанасий Фомич: ладно, деревенщина темная, но
вы! но вам подобные! Разве не толковал полковник Сухинов, что временны
жертвы сии? до поры... известно ль вам, что не за свой интерес войско
встало, но за вас же?
Дрогнуло лицо гайдамака; в тоне ли, во взгляде ли генерала
безошибочным, вековым крестьянским чутьем уловил нечто сулящее надежду;
синие глазки прищурились: торопливо примеривался мужичина, как верно
ответить, на чем объехать смертушку. Однако, по всему видно, и себя ронять
не желал; униженьем - смекал верно! - жизнь не выкупить, достоинство же и
спасет, пожалуй.
- Важки пытання [трудные вопросы], пане, дуже важки, алэ видповим,
[отвечу], як сам розумию. Що кров льется, то так, алэ ж на то и вийна...
злобы дуже богато накопылося. Пид Брацлавом - чуялы? - ляхы узятых в полон
на палю [на кол] садылы, доки мы з Иван Иванычем нэ пидийшлы; а Била
Церква ж була вже писля Брацлава... Цэ вже, як бы мовыты, помста [месть]
панам.
Не утерпел, перебил. Однако мужик не стушевался, продолжал твердо,
словно бы даже с некоей дерзостью в голосе.
- Боны - нас, мы - их, зараз вы - знову нас, потим гетьман повэрнеться,
тай вам тим же боком видплатыть. Вийна! а що до воли, так, напрыклад
[например]: навищо нам така воля, колы знову паны звирху? Ни, паночку
ласкавый! Колы вжэ так, то нэ трэба ниякых панив, розумиете? Гетьман писля
Билой Церквы брыгаду нашу тим до себе и пэрэзвав, що очи видкрыв циею
думкою... А Иван Иваныча Перша Мужыцька усиею громадою молыла: пишлы разом
з намы! бо поважалы мы його, дужэ вэлыке шанування [приязнь] до нього
малы... Сам видмовывся [отказался].
При крепнущем свете утра, стекающем в комнату сквозь вчера вымытое
стекло, видно стало, что хитроватые глазки гайдамака очень спокойны и даже
- откуда? - исполнены некоего непонятного генералу достоинства.
- И остання думка моя: тому и гетьман зъявывся, що - хочь рубаты мэнэ
накажыте! - ризни у нас стежки. Ризни! Дидусь мий у Колиивщини [Колиивщина
(1768 г.) - крупное крестьянское восстание на Правобережной Украине против
польской шляхты; подавлено панами с помощью царских войск] брав участь,
пры Зализняке ходыв, так вин аж до смертонькы розповидав, як генэралы
москальськи поперше хлопа на пана пиднялы, а потим тих же хлопив ляхам
зрадылы. Нэмае виры...
- Афанасий Фомич... А ну как разобьют нас... так придет же с севера
царский генерал, опять вас покрепачит?
Нарочно употребил малоросское словечко; понимал: это вот "покрепачит"
особо достанет мужика, проймет до самого нутра. Они ж как дети, дальше
двух шагов не видят. Спросил, с интересом следя за лицом гайдамака. Но там
- все та же тихая усмешка.
- А нэхай прыйде... зустринэмо. Краще, ниж вас, зустринэмо...
Умолк. Медленно пожевал серовато-бескровные губы, проглядывающие сквозь
вислые полуседые усы. Опустил глаза, словно бы изучая огромные свои руки,
потрескавшиеся от холода, заскорузлые, изборожденные вздувшимися узлами
вен.