"Лев Вершинин. Первый год Республики (Авт.сб. "Хроники неправильного завтра") [АИ]" - читать интересную книгу автора

мой, что не видит он воли своей, не знает пути... Думай: ежели лошадь
лечить взялись, а она, дура, коновала лягает - чем ее взять? Бить должно,
пока не смирится! - не так?
Уловил в юных глазах смятение; наклонился, уперев кулаки в стол, ловя
бешеным взглядом взгляд Ипполита, не отпуская, не давая отвести зрачки.
- Сие - гверилья! Гве-ри-лья!! И - только так. Вспомни: кто Риегу
супостату предал? не мужик ли, хоть и гишпанский?.. кто карбонариев живьем
в Неаполе варил? - не мужик ли? С кем воюем? Скопище! Сущее стадо! Ваньку
Сухинова не забыл, чай? Он ли мужичкам своим разлюбезным отцом не был?
Кто, как не он, брата твоего на коленях молил оружье им раздать? Мужик за
землю свою горою встанет! - так не он ли, не Сухинов говорил? И где ж ныне
Ванька?
Будто громом ударило Ипполита; зрачки поползли вверх, под веки -
вот-вот чувств лишится. Ништо! Так его, пусть привыкает; пора уж и
взрослеть!
- Белую Церковь помнишь ли? Иль напомнить?! Изволь: в огонь швыряли, в
огонь... слышишь?! - кто по-господски одет - в огонь; у кого руки чисты -
в огонь! Всех, Ипполит... кого ж миловать?
- Не надо... не надо, Мишель... - уже со слезами.
- Надо! - как гвоздь вбил.
И отлегло. Шумно выдохнув, упал в кресло; указал на другое, ближнее.
- Сядь, мон шер. Понимаю, тяжко. А мне, мне - скажи! - легко ли? Знаешь
ли, как иначе? Подскажи!
Всхлипнул младший Муравьев; не по-взрослому откровенные, крупные слезы
мелькнули искорками на щеках, отразив огонь свечи. Странно: не полегчало
на душе; сломал мальчишку, а себя вроде не убедил. Поднялся, прошел к
двери, махнул вскинувшемуся было татарину: погоди!
Огонек метнулся в шандале, тронутый сквозняком. Бестужев судорожно
скинул ментик, отшвырнул не глядя; дернул ворот сорочки, с треском
разорвав тонкий батист. Провел ладонью по щекам. Господи, как же зарос...
Лишь сейчас, впервые за трое суток, вспомнил о туалете. Куаферов нет,
зато Прошка с бритвою наготове. Распорядиться ли? Позже, позже...
Всхлипы стихли; Ипполит расправил плечи, прерывисто вздохнул. Широко
раскрытые голубые глаза вдруг сузились, блеснули одичало, словно у зверя
затравленного.
- Ваше превос... Мишель, друг мой... не могу спорить, не умею; Мишель!
- не нужно, молю... хочешь? - изволь! - на колени встану...
- Ах, Ипполит! - с невыразимой тоской уронил Бестужев, явственно
отказывая в дальнейшем разговоре. Но тем лишь раззадорил юнца: ярче
выступили на первобритом лице ямочки, и пушистые ресницы взметнулись,
приоткрыв горькие упрекающие глаза.
- До конца с тобою пойду, Мишель, и чашу заедино выпью до дна, стойно
Бруту! И потому - вновь молю: не нужно...
Генерал внезапно обмяк, став словно бы на полвека старше себя самого;
ссутулившись, тяжело осел в кресле, потер подбородок, скорбно качнул
головой.
- Ах, Ипполит... - повторил горестно. - Что ж тебе ответить могу?
Искренность ценю. Однако же прошу немедля отбыть в Винницу, к Сергей
Иванычу... Не смогу с тобою рядом воевать.
И стало вдруг тихо. Так тихо, что и шаги часового за окном слышны; да