"Жюль Верн. Доктор Окс." - читать интересную книгу автора

облаке голубоватого дыма, покинув советника Никлосса, погруженного в
глубочайшее размышление.
Комната, в которой беседовали эти два почтенных лица, облеченные властью в
Кикандоне, была гостиной, богато украшенной темным резным деревом. Высокий
камин с огромным очагом, где можно было бы сжечь целый дуб или изжарить
быка, занимал всю стену против окна, расписные стекла которого смягчали
дневной свет. В старинной рамке над камином виднелся портрет какого-то
пожилого человека, приписываемый кисти Гемлинга и долженствующий
изображать одного из предков ван-Трикасса, родословная которого неоспоримо
вела начало с ХIV века, когда фламандцы должны были бороться с императором
Рудольфом Габсбургским.
Эта гостиная составляла часть дома бургомистра, одного из приятнейших
домов Кикандона. Построенный во фламандском вкусе, со всеми ухищрениями и
неожиданностями готической архитектуры, он считался одним из лучших зданий
города. Картезианский монастырь или приют для глухонемых не были
молчаливее этого жилища. Шума здесь не существовало; здесь не ходили, а
скользили, не говорили, а шептались, а между тем в доме жили и женщины -
жена бургомистра госпожа Бригитта ван-Трикасс, его дочь Сюзель и служанка
Лотхен Янсхен. Нужно упомянуть такте о сестре бургомистра, тетушке Эрманс,
откликавшейся также на имя Татанеманс, данное ей некогда племянницей,
когда Сюзель была еще маленькой девочкой. И, несмотря на эту благоприятную
для раздора, шума и болтовни среду, дом бургомистра был тих, как пустыня.
Самому бургомистру было лет пятьдесят, он был ни толст ни худ, ни высок ни
низок, ни стар ни молод ни румян ни бледен, ни весел ни печален, ни
доволен ни недоволен, ни энергичен ни слабохарактерен, ни горд ни
принижен, ни добр ни зол, ни щедр ни скуп, ни храбр ни труслив.
Этот человек был умеренным во всем, но по неизменной медлительности его
движений, по слегка отвисшей нижней челюсти, по неподвижным векам, по
гладкому, как медная пластинка, лбу, по мало выступающим мускулам
физиономист без труда определил бы, что бургомистр ван-Трикасс -
олицетворение флегмы. Никогда ни гнев, ни страсть не заставляли его сердце
биться сильнее, никогда его лицо не покрывалось краской. Он одевался
неизменно ю хорошее платье, ни слишком узкое, ни слишком просторное,
которое никогда не изнашивалось. Обут он был в большие башмаки с тупыми
носками, тройной подошвой и серебряными пряжками. Эти башмаки своей
прочностью приводили в отчаяние его сапожника. Его широкополая шляпа
относилась к той эпохе, когда Фландрия окончательно отделилась от
Голландии. Этому почтенному головному убору было около сорока лет. Но чего
вы хотите? Тело, как и душу, и платье, как и тело, изнашивают страсти, а
наш достойный бургомистр, вечно невозмутимый, равнодушный ко всему, не
знал страстей. Он, не изнашивая ничего, не изнашивался и сам, и именно
поэтому был человеком, вполне подходящим для управления Кикандоном и его
спокойными обитателями.
Действительно, город был не менее спокоен, чем дом ван-Трикасса. Именно в
этом мирном обиталище бургомистр рассчитывал дожить до самых преклонных
лет, пережить свою добрую супругу Бригитту ван-Трикасс, которая и в
могиле, конечно, не могла бы найти большего покоя, чем тот, которым она
наслаждалась на земле вот уже шестьдесят лет.
Это требует объяснения.
Семейство ван-Трикасс справедливо могло бы называться семейством Жанно. И