"Дмитрий Вересов. Белое танго" - читать интересную книгу автора

полиартритом, так что шлепков больше не предвиделось.
Мальчишки начали по ней сохнуть еще с шестого класса, и каждый
проявлял влечение сообразно своему темпераменту. Кто нарочитой грубостью и
даже попытками легкого рукоприкладства, а кто - нежными записочками,
томными взглядами, нелепыми провожаниями до дому (как правило, робкие
ухажеры плелись за ней следом шагах в десяти-пятнадцати), картинными
страданиями, подчас скрывающими страдания совершенно искренние. Первых,
грубиянов, она мгновенно ставила на место, причем так находчиво и так
оскорбительно, что у них пропадала всякая охота продолжать рискованный
эксперимент; вторых же презрительно "не замечала". Но находились и третьи.
Эти подсаживались к ней, улучив подходящую минутку, просили помочь
разобраться с уроком, а то и заводили разговор на какую-нибудь
общеинтересную тему. Она, мило улыбаясь, объясняла, выслушивала, иногда
высказывала собственное мнение, как правило, категоричное, лаконичное, с
безупречной мотивировкой. И все. Дальнейшего развития отношений не
следовало. Когда она училась в седьмом, в нее впервые влюбился
старшеклассник, Ванечка Ларин, сосед Ника по парте. Ванечка зачастил к ним
в дом, слушал вместе с Ником магнитофон, красиво рассуждал о жизни и
литературе, иногда, особенно находясь с Таней в одной комнате, читал
стихи, которых знал великое множество. Обычно Таня вставала посередине
какого-нибудь самого патетического стихотворения и, совсем по-взрослому
пожав плечами, выходила в другую комнату. Ларин был абсолютно не в ее
вкусе.
Все девчонки из класса ходили у нее в подружках, но ни одной
настоящей подруги у нее не было. К излияниям подружек она относилась
спокойно и серьезно, иногда отвечая четким практическим советам, всю
дельность которого девочки понимали не сразу. К разряду "подружек" можно
было смело отнести и тех двух мальчишек-одноклассников, которые не
проявляли ни малейших признаков влюбленности в нее - сдержанного,
деловитого Сережу Семенова, который ходил с ней на фехтование, и
маленького толстячка Мишу Зильберштейна. Только с ними она пересмеивалась
на переменках, ходила в кино, в парк, в кафе-мороженое - к лютой зависти
остальных мальчишек (Зильберштейн был раз даже бит). Только от них, не
считая, разумеется, девчонок, она принимала приглашения на дни рождения, и
только их приглашала на свои.
"Гадким утенком" Таня не была ни дня. Такой мерзости, как прыщи или
угри, она не знала вовсе. К восьмому классу из очаровательной высокой
девочки она превратилась в физически вполне сформировавшуюся юную женщину
поразительной красоты - с высокой тугой грудью, тончайшей талией, гладкой
и нежной белой кожей без веснушек, крепкими длинными ножками, изящными, но
ни в коей мере не тощими, царственной прямой осанкой и плавной линией
бедер (когда на школьном новогоднем балу она появилась в длинном
облегающем платье, вся сильная половина - включая директора и учителя
химии - не могла оторвать завороженные взгляды от ее обтянутой блестящей
парчой фигурки). На длинной, грациозной шее гордо покоилась прекрасная
голова с широко расставленными миндалевидными глазами цвета солнца,
пухлыми алыми губами, в опушке густых медных кудрей. Даже некоторая
широковатость прямого носа и рта с ровными, мелкими и острыми зубами и еле
заметная асимметрия глаз (левый чуть повыше) лишь добавляли этому лицу
очарования. Из всех женщин больше всего она походила на мать, Аду