"Иммануил Великовский. Человечество в амнезии " - читать интересную книгу автора

возбуждающие жалость и страх, чтобы достичь катарсиса при переживании таких
эмоций"1. Но замечания Аристотеля о катарсисе, или очищении, никогда не
вносили уточнения, идет ли речь о самих эмоциях или от соответствующих
эмоций очищается зритель. Скорее всего Аристотель подразумевал последнее, но
можно также предполагать, что он говорил об "очищении" и в том и в другом
смысле. Мы, зрители, очищаемся от эмоций жалости и страха, а эмоции жалости
и страха, которые мы ощущаем, сами очищаются от того содержания, которое они
имели бы, если мы были свидетелями реальных событий, а не искусственного
сценического подражания этим событиям.
Аристотель определил различные компоненты трагедий, включая фабулу и
характер. Но только фабула, или расположение событий, является решающей: "Но
важнее всего структура событий...Характер определяет достоинства человека,
но только благодаря своим поступкам люди бывают счастливы или, наоборот,
несчастливы. Следовательно, драматическое действие не подразумевает
изобра-жечйя характера; характер является дополнением поступков... И без
действия не может быть трагедии, но она может существовать без характера"
(1450а 15-25).
Аристотель уделяет особое внимание трем особенностям фабулы. Существуют
перипетии, или повороты событий; узнавание; и пафоср или сцены страдания.
Аристотель предпочитает, чтобы повороты событий и узнавание совпадали (как
это происходит в "Царе Эдипе" Софокла). Часто повторялось, что "характер -
это судьба". Но судьба трагической жертвы, как это видится Аристотелю, - это
результат цепи событий, а вовсе не обязательно характера. Более поздние
теории трагедии подчеркивают "трагическую вину" жертвы. Эта трагическая вина
обычно является следствием характера и часто связана с аморальностью или
пороком: трагическая развязка представляется следствием этой вины, или
безумия, или других черт личности главного героя. Фабула, разумеется,
сохраняет свое значение, но трудно заметить, чтобы сторонники интерпретаций,
построенных на тезисах "характер -∙ это судьба" и "трагическая вина",
когда-либо соглашались с Аристотелем в том, что только фабула -~ т. е.
действие и последовательность событий - существенна для трагедии и что
трагедия может существовать, даже вообще не обращаясь к характерам,
Аристотель со всей определенностью говорит, что гибель "незаслуженна" (1453а
4-5) и что жертва, "подобно каждому из нас" (1453а 5-6), - это тот человек,
который не является "безупречно добродетельным и справедливым, но несчастье
которого вызвано не пороком или испорченностью, а какой-то ошибкой или
моральной неустойчивостью" (1553а 8-10). Греческое слово, переведенное
Батчером как "моральная неустойчивость", - это паттгИа. Аристотель
пространно рассуждает о добродетелях и недостатках жертв трагедии, но
следует подчеркнуть, что он не считает нравственные качества жертвы причиной
ее гибелн: он лишь говорит, что если жертвы или слишком добродетельны или
слишком порочны, мы не ощущаем трагического страха или жалости. Что мы, став
публикой, почувствовали жалость и страх и должны воспринимать жертву как
"подобную каждому из нас", т. е. не слишком добродетельную и не слишком
порочную. Это единствен-"ные соображения, которые заставляют Аристотеля
говорить о нравственном состоянии трагических жертв.
В "Поэтике" Аристотель бессознательно моделирует собственный идеал
трагедии в соответствии с особенностями космических катастроф. Жертвы таких
космических катастроф (подобно жертвам Ъ трагедии) избираются независимо от
каких-либо их проступков. Их гибель "незаслуженна" и происходит "случайно".