"Андрей Величко. Кавказский принц " - читать интересную книгу автора

- Пока на этом летать нельзя - объяснил я столпившимся зрителям.
- Как? - удивился Густав. - Вы же только что летали!
- То, что я делал, называется не летать, а колбаситься. Тащите этот
механизм обратно в цех, дорабатывать будем.
Причины такого поведения самолета мне в общем-то были ясны, дело в
принципиальной продольной неустойчиврсти схемы "утка". Я хорошо запомнил
положение ручки, при котором нос рвануло вниз. А теперь приделал к рулю
высоты ограничитель, чтобы он просто не мог уменьшать свой угол атаки ниже
только что практически установленного. Кроме того, прямую качалку я заменил
косой, так что в конце движения ручки вперед передаточное отношение к рулю
высоты понижалось. Еще за время своего недолгого полета я заметил, что
лететь прямо этот аппарат не желал категорически, так и норовил куда-нибудь
свернуть. Явно не помешало бы увеличить курсовую устойчивость - но как?
Увеличивать кили не хотелось, они и так здоровые. Удлиннять хвост - это
нарушать центровку, тоже не фонтан. Подумав, я просто установил кили с
небольшим, порядка градуса, схождением по курсу. Все это рукоблудие заняло
остаток дня.
А остаток вечера ушел на не очень типичное для меня занятие -
самоанализ. Ведь ситуация в полете была критической, спохватись я на треть
секунды позже, лежал бы сейчас с переломанными костями, а они в моем
возрасте очень плохо срастаются. Получается, что я уже настолько встроился в
этот мир, что готов рисковать жизнью ради достижения тутошних целей? Причем
вроде даже с меньшими сомнениями, чем дома... Похоже, что мой дом теперь
тут.
Следующим утром красу и гордость российского воздушного флота опять
выкатили из сарая. За время доработок она, кроме номера, обзавелась еще и
именем - "Святогор".
Снова прогреваю движок и взлетаю. Теперь я уже готов к тому, что для
взлета мне вообще ничего не надо делать. Набираю метров пятнадцать и
осторожно пробую двинуть ручку вперед. Да, сейчас явно лучше, рывка вниз не
происходит, самолет просто немного опускает нос и начинает снижаться, правда
рыская при каждом порыве ветра. Сажусь, делаю еще один подлет. Вроде ничего.
Теперь - лететь всерьез.
В общем, после переделки поведение этажерки можно было считать
приемлемым. Появилось какое-то подобие курсовой устойчивости. Исчезло
свойство резко нырять вниз при неосторожном движении ручки. Но это был явно
самолет только для горизонтальных полетов, любой вертикальный маневр он
делал, почти не изменяя своего угла относительно горизонта. То есть
познакомить человека с небом и с общими принципами управления - годится.
Обучить пилота для полетов на любом самолете, кроме этого - нет.
Я покачал крыльями собравшимся на аэродроме зрителям и полетел в
сторону Серпухова, в районе вокзала снизился и сделал несколько кругов
метрах в пятидесяти над крышами. На втором круге из домов начал выскакивать
народ. На четвертом его уже можно было обозвать словом "толпа". Нарезав над
ней еще пару кругов, я дал газу, поднялся и полетел назад в Георгиевск.
Летные данные воздушного лайнера меня просто умиляли. Максимальная скорость
семьдесят. Крейсерская шестьдесят. Взлетная и посадочная сорок пять.
Фантастика!
После меня слетала Маша. Примерно через десять минут ей надоело унылое
ползание по воздуху, и она села.