"Макс Вебер. Образ общества" - читать интересную книгу автора

опасение, доходящее до ужаса. Связь самих религиозных сообществ, их
пропаганды и самоутверждения с экономическими средствами, необходимость
приспосабливаться к культурным потребностям масс заставляла их идти на
компромиссы, одним примером которых 14
может служить история запрещения взимать проценты Однако само
напряженное отношение к мирской жизни было неодолимым для подлинной этики
спасения Виртуозная религиозная этика внешне наиболее радикально реагировала
на это отношение отказом от владения экономическими благами, избегающей мира
аскезой - запрещая монахам иметь личную собственность, требуя обеспечить
свое существование собственным трудом и прежде всего ограничиваться
абсолютно необходимым Парадокс всякой рациональной аскезы, то, что она сама
создавала богатство, ею же отрицаемое, в равной мере затруднял монахов всех
времен Храмы и монастыри повсюду становились средоточием рационального
хозяйства. Избегающее мира созерцание принципиально могло требовать лишь
одного чтобы монах, лишенный всякой собственности и относящийся к труду как
к чему-то отвлекающему его от созерцания и сосредоточения на своем спасении,
существовал только на то, что доставляла ему природа и добровольно
жертвовали люди ягоды, коренья и подаяние. Но и здесь не обходилось без
компромиссов (например, в Индии) Принципиально и внутренне разрешить это
противоречие, сохраняя последовательность, можно было лишь двумя путями
Одним был парадокс профессиональной этики пуритан, которая в своей
религиозной виртуозности отказалась от универсализма любви,
рационализировала всякую мирскую деятельность как служение положительной
воле Бога, в своем последнем смысле совершенно непонятной, но единственно в
таком аспекте познаваемой, и тем самым приняла как подтверждение обладания
божественным милосердием также экономический космос, отвергаемый вместе со
всем миром как рукотворный и испорченный - в качестве угодного Богу
материала для выполнения долга Произошел по существу принципиальный отказ от
веры в спасение как цели, достижимой для людей вообще и для каждого человека
в частности, и замена ее надеждой на милосердие Божье, даруемое без
осознаваемой причины и всегда только в данном частном случае Такое
воззрение, не основанное на братстве, по существу, уже не было подлинной
"религией спасения" Та знала только превращение чувства братства в
"благостность", полностью отражавшую внемирскую любовь мистика, вообще
безразличного к человеку, которому и ради которого он приносит жертву, ни о
чем не спрашивающего, в конечном счете нисколько в этом человеке не
заинтересованного, отдающего каждому случайному путнику и только потому, что
он встретился ему на пути, рубашку, если он попросит одежду, - таков
своеобразный уход от мира в форме жертвенности как таковой, равнодушной к
объекту, или, словами Бодлера. "Ради святой проституции души" 15
Столь же острой должна была стать для последовательной этики братства
непримиримость по отношению к политическому устройству мира. Для магической
религии и религии, в которой боги играли функциональную роль, эта проблема
не существовала. Древний бог войны и бог, гарантировавший правовой порядок,
выполняли определенные функции и защищали бесспорное обладание повседневными
благами. Местного, племенного или имперского бога интересовали только дела
почитавших его союзов. Он боролся с другими подобными ему богами, как
боролась и сама община, именно в борьбе подтверждая свое могущество.
Упомянутая проблема возникла лишь тогда, когда эти границы были преодолены
универсалистскими религиями, следовательно, учением о едином Боге, и