"Макс Вебер. Образ общества" - читать интересную книгу автора

кальвинизме (и по-своему в исламе), несут в душе заповедь Божью - обуздать
грешный мир во славу Всевышнего, - создает активного "борца за веру". Однако
при этом "священная" или "справедливая" война во исполнение заповедей
Господних, война за веру, которая всегда в каком-то смысле является
религиозной войной, резко отделяется от всех других, чисто мирских и поэтому
не имеющих никакой ценности военных предприятий. Избранные не подчиняются
требованию участвовать в войнах, которые они не признают священными,
соответствующими воле Божьей, которые не находят отклика в их сердцах, -
именно так поступила победоносная кромвелевская армия святых14, не повинуясь
принуждению и отказываясь нести военную службу; принудительной военной
службе они предпочтут наемничество. В тех случаях, когда люди силою
препятствуют исполнению воли Божьей, особенно в делах веры, кальвинисты
приходят к выводу о необходимости активных действий и восстания верующих,
памятуя, что послушание Богу важнее послушания людям. Прямо противоположную
позицию занимает, например, лютеранская церковь. Отвергая религиозные войны
и право активно сопротивляться мирскому насилию над верой, видя в них
своевольное сближение спасения с прагматизмом силы, она довольствовалась в
таких случаях лишь пассивным сопротивлением и полностью покорялась мирской
власти, даже если требовалось участвовать в мирской войне, поскольку
ответственность падает на эту власть, а не на отдельного человека и
поскольку лютеранская церковь в отличие от внутренне универсалистского
(католического) учреждения по спасению признает этическую самостоятельность
порядков, установленных мирской властью. Оттенок мистической религиозности,
присущей личностному христианству Лютера, привел к тому, что были сделаны
половинчатые выводы. Ибо подлинно мистическое или богодухновенное,
харизматическое стремление к спасению, свойственное религиозным виртуозам,
естественно, всегда оказывалось аполитичным или антиполитичным. На этом пути
к спасению с готовностью признавалась самостоятельность земных порядков, но
только для того, что- бы сделать радикальный вывод об их дьявольском
характере или, по крайней мере, занять по отношению к ним ту совершенно
индифферентную позицию, которая выражена в словах: "Отдавайте кесарево
кесарю"15 (ибо какое значение имеет все это для спасения души?). Неизбежное
переплетение интересов религиозных организаций с интересами и борьбой сил,
неизбежное заключение компромиссов при самом остром противостоянии миру,
использование религиозных организаций для политического 19
умиротворения масс, и особенно потребность власти в ее легитимизации
религией - все это обусловило то различное отношение религий к политической
жизни, которое мы обнаруживаем в истории. Почти во всех своих формах оно
сводилось к релятивизации религиозных ценностей и их этически рациональных
законов. Самым значительным в практическом отношении типом такой
релятивизации была "органическая" социальная этика, распространенная в
различных формах, чьи концепции профессионального призвания представляли
принципиально наиболее существенную противоположность идее профессионального
призвания, присущего мирской аскезе. Упомянутая этика также основана (в тех
случаях, когда она религиозно окрашена) на "братстве". Однако, в отличие от
мистического акосмизма любви, ее призыв к братству носит мирской,
рациональный характер. Отправным пунктом служит неравенство религиозной
харизмы. Для данной этики непереносимо именно то, что спасение доступно не
всем, а лишь немногим. Такая социальная этика направлена на то, чтобы свести
это неравенство харизматической квалификации вместе с мирским сословным