"Владимир Васильев(Ташкент). Микрошечка" - читать интересную книгу автора

после моего ночного кошмара. Да мне и самой любопытно поучаствовать в этом
научном эксперименте. Только бы столпы церкви не узнали о нем! Если узнают,
моему любознательному несдобровать.
"Соглядатайство промысла Божьего - святотатство! Вмешательство -
смертный грех!"
Почему они запрещают нам заглянуть за Дверь? Не потому ли, что ведают
творящееся за ней?.. Опасаются за нас или за себя? Или просто надувают
щеки, нагнетая таинственность?
В любом случае, я не из тех, кто перепоручает кому-нибудь принимать за
себя жизненно-важные решения, а значит, и право на соответствующую
информацию. Тем более, мой Гулливер. Он, вообще, вскипает, когда от него
что-то скрывают, - люди, святые отцы или Бог. Последнему он не может
простить режима суперсекретности, который оправдан только во
взаимоотношениях врагов...
- Малышка, пойдем погуляем, - прервал мои размышления добрый Гулливер.
Еще бы я отказалась!
- С тобой хоть... - начала я соглашаться и вдруг брякнула: - Я,
конечно, малышка. С этим трудно спорить. Но малышками зовут своих женщин
миллионы мужчин, гордых своим превосходством в массе и силе. Не стоит ли на
прощание придумать что-нибудь пооригинальней?
- А это идея! - воодушевился Гулливер. - Правда, мои литературные
таланты весьма убоги.
- Ну, на одно-то слово... - приободрила его я.
- На одно? - задумался он, вышагивая со мной по лесной тропинке. Я
держалась за его руку и еле поспевала за семимильными шагами своего
любимого Гулливера. Сейчас я в полной мере поняла детей, вынужденных
вприпрыжку бежать за своими мамами и папами, несущимися к только им ведомой
цели. Это хороший спортивный темп. На первом десятке лет... А я-то завершаю
последний.
- Лапонька, кисонька, солнышко, - выдавал терзаемый творческими муками
Гулливер.
- Тапочка, мисонька, донышко, - продолжила я ассоциативный ряд.
- Ты думаешь?.. - остановился мыслитель и глянул на меня сверху. -
Да, не слишком свежо... - и зашагал дальше, потянув меня за собой.
- Дюймовочка!.. Чертов Андерсен! Опередил! - выдал он метров через
пятьдесят.
- Метровочка, дециметровочка, сантиметровочка, миллиметровочка, -
продолжила я. - Очень удобно по мере уменьшения.
Он опять остановился, воззрившись на меня.
- Издеваешься, умница-разумница? А между прочим, ангстремочка моя
ненаглядная, в твоей идее есть нечто рациональное.
- Это не моя идея, а Андерсена. Сам помянул его, верста ты моя
коломенская.
- Придумал!.. - возопил вдруг Гулливер и воздел меня под облака.
- И что же ты придумал? - пропищала я сверху, зажатая в его ладонях.
- Микрошечка!.. Такая-такусенькая крошечка-микрошечка...
- От микрона что ли?
- И от крошечки... Микрошечка моя, - замурлыкав, прижал он меня к
груди и зашагал дальше, неся меня на руках, как маленького ребенка.
Наверное, я для него сейчас и есть ребенок, нуждающийся в его защите.