"Иван Василенко. Подлинное скверно" - читать интересную книгу автора

помотал:
- Все, что у меня есть, это медали и жетоны, но за них и четвертную не
дадут.
От нашего чемпиона Павел Тихонович пошел к одесскому. Тот сказал:
- Вы - комик! Одесситы и сами умеют объегоривать!
Кто-то посоветовал Павлу Тихоновичу попытаться заинтересовать местных
промышленников и коммерсантов. Они не заинтересовались. Но один из них,
судовладелец Прохоров, отец Дэзи, спросил:
- Лучше скажи, ты и краснодеревщик?
- Да, сударь, - ответил Павел Тихонович.
- И можешь облицевать на пароходе мою личную каюту?
- Конечно, сударь.
- Вот это уже деловой разговор. В конце недели мой пароход "Медея"
отправляется в Пирей. До Пирея он зайдет еще в три-четыре порта, времени
вполне хватит, чтоб в пути закончить всю облицовку. В Пирее капитан, если
найдет работу исправной, уплатит тебе тридцать рублей. Остальные получишь
здесь, по возвращении парохода И тогда сможешь все истратить, как захочешь.
Хоть на велосипед, хоть на пять бочек сантуринского.
Согласен?
- О да, сударь! - сказал обрадованный Павел Тихонович.
В субботу пароход "Медея" отделился от пристани и пошел из гавани. Я
стоял на берегу и смотрел, как он делался все меньше и меньше, а потом и
совсем скрылся в туманной дали моря. Почему-то мне стало грустно. Вернувшись
в город, я подошел к мастерской-сараю и потянул дверь. Она свободно
открылась. Уезжая в далекую Грецию, Павел Тихонович даже не запер на замок
свою мастерскую- так он верил в человеческую порядочность. И то сказать: кто
бы позарился на погнутую граммофонную трубу или кастрюлю без дна!
"Медея" вернулась через тридцать дней. Я пробрался на пристань с утра и
видел, как подкатывали к причалу экипажи и извозчичьи пролетки. Это
съезжались родственники тех, кого ожидали с "Медеей". Сначала на горизонте
показался дым, потом из воды высунулись трубы, потом вырисовался весь корпус
корабля. И только когда встречавшие, не отрывая биноклей от глаз, закричали,
завизжали и замахали руками, на пристань въехал экипаж владельца парохода -
Прохорова. Старик мне показался еще более облезшим и посеревшим, мадам же
Прохорова располнела, но оставалась хорошенькой, как и прежде, и по-прежнему
ее украшали очень приметные темные усики.
Хотя Павла Тихоновича знал весь город, я был единственным, кто встречал
его. Только бы он не подумал, что я жду от него какого-нибудь заграничного
подарка. Я просто соскучился по нему, и, кроме того, мне так не терпелось
узнать, признал ли капитан его работу исправной и заплатил ли тридцать
рублей.
Пароход был уже совсем близко, я видел ясно на его палубе
перегибавшихся через перила пассажиров, но Павла Тихоновича среди них не
различал. Впрочем, разве мог он, такой скромный и бедно одетый, протиснуться
вперед! Вероятно, он стоит где-то там, за спинами нарядившихся во все
заграничное пассажиров.
Наконец пароход пришвартовывается. Матросы с грохотом выдвигают на
пристань сходни. Ага, вот и Павел Тихонович. Он стоит на каком-то тюке и,
улыбаясь, кивает мне головой.
Все бросились к сходням. Но раздалась команда капитана, и матросы,