"Иван Василенко. Подлинное скверно" - читать интересную книгу автора

стоявшие попарно в обоих концах сходней, взялись за руки и преградили
проход. Все в недоумении. Те, кто посмелей и нетерпеливей, начали ругаться.
Матросы смеялись, но рук не разнимали.
У сходней показался капитан в ослепительно белом, с иголочки костюме.
Почтительным жестом он пригласил кого-то сойти на берег. Матросы разняли
руки, вытянулись. Я еще успел подумать, не принца ли какого привез пароход,
как передо мною все озарилось. В мягком золотистом платье, с букетом чайных
роз в руке на сходни ступила... Дэзи! Да, это была Дэзи. Я узнал ее
мгновенно, хотя видел последний раз еще девочкой. И узнал не столько по
изящному овалу лица, ласковому и в то же время надменному взгляду больших
ярких глаз, детски-капризному складу губ, сколько по мгновенному толчку в
сердце. Да что греха таить: я никогда не мог даже вспомнить ее без того,
чтоб не почувствовать стеснения в груди. Мадам Прохорова коротко ахнула и
бросилась к дочери. За ней поковылял и старик. Теперь уже никто не ругался:
все умиленно смотрели на хорошенькую Прохорову и ее красавицу дочь.
Откуда-то вынырнул Дука в полосатых брюках со штрипками, голубом жилете
и кремовом чесучовом пиджаке. В одной руке его была трость с серебряным
набалдашником в виде обезьянки, а в другой - роскошный букет красных и белых
роз. Подняв букет над головой и пробираясь сквозь толпу, он еще издали
кричал:
- Мадемуазель Дэзи, бонжур! Я здесь!.. Калимэра!..
Наконец он приблизился к девушке, но только наклонился, чтоб поцеловать
ей руку, как его грубо оттиснул коротконогий плотный грек Каламбики, с
такими густыми иссиня-черными волосами, что сизым был даже чисто выбритый
подбородок. Дука взмахнул руками, как петух крыльями, и оба грека угрожающе
уставились друг на друга. Дэзи прыснула, подхватила мать под руку, н они
быстро пошли к экипажу.
Попасть на пароход было не легко, но я все-таки протиснулся.

- Закончили отделку? Успели? - спросил я, подбегая к Павлу Тихоновичу.
Брови у Павла Тихоновича чуть сдвинулись. Может, он обиделся? Может, он
ждал, что первый вопрос будет о здоровье, о том, не укачало ли его. Но тут
же лицо Павла Тихоновича посветлело. Он понимал, что я полностью проникся
его же главным интересом.
- Как же, успел. Нельзя было не успеть. Успел, успел.
- А в Константинополь заходили? А Софийский храм видели? А Салоники -
красивый город? А видели, как растут апельсины? - забрасывал я его
вопросами.
Он огорченно развел руками:
- Ничего, брат, я этого не видел. И носа из каюты не высовывал. Надо же
было успеть. Зато отделал так, что мадемуазель Дэзи нарадоваться не могла.
Да вот пойдем, посмотришь.
Мы спустились по трапу и вошли в небольшую, красиво обставленную каюту.
Ее стены из красного дерева были тщательно отполированы, хоть смотрись в
них, как в зеркало. Но это был не резкий блеск, а удивительно мягкий глянец,
от которого делалось особенно уютно.
- Ив этой каюте ехала... Дэзи? - спросил я, вдыхая запах каких-то
особенно легких и освежающих духов, смешанный с запахами кипарисового дерева
и чайных роз.
- Да, мадемуазель Дэзи... - с мягкой застенчивой улыбкой сказал Павел