"Иван Василенко. Подлинное скверно" - читать интересную книгу автора

Иногда я пробирался в зал заседаний и там, прячась за колонну, чтоб
меня не увидел Крапушкин, смотрел, как судят людей. Председательствующий и
два участковых мировых судьи, одетые в темно-зеленые мундиры, сидели на
возвышении, за большим столом, покрытым зеленым сукном, на стульях со
спинками в рост человека. За ними, чуть не до потолка, возвышался портрет
царя. Перед тем как судьям появиться в зале, раздавался возглас: "Суд идет!
Прошу встать!"
Все это: и предупреждение, сделанное на высокой ноте, и следуемое за
ним шествие судей с бронзовыми цепями на шее, и огромный, в красках портрет
царя во весь рост, и необычайно высокие спинки стульев - действовало на
простых людей ошеломляюще. Помню, один забитый жизнью мещанин, попавший сюда
по обвинению в краже у бакалейщика мешка ржаной муки, потом рассказывал:
"Тут кто-то как закричит вроде бы в архангельскую трубу: "Страшный суд
наступает!" Меня аж мороз по спине пробрал. И вот выходит сама грозная
судьбина. Глазищи-во! Усищи - во! Зубищи - во! А за нею две судьбины
покороче. Идут, цепями звякают, зубами скрипят... Ну, думаю, тут мне и
каюк!"
Робели не только обвиняемые, но и свидетели. Ведь всех их тут же, в
зале, в присутствии всего состава судей, старый попик приводил к присяге на
бархатном с серебряными застежками евангелии и массивном поповском кресте.
Еще и сейчас, много-много лет спустя, я слышу их дрожащие голоса,
повторяющие вслед за священником: "Клянусь всемогущим богом перед его святым
евангелием и животворящим крестом, что, не увлекаясь ни дружбой, ни
родством, нижГ(C) ожиданием выгод, я покажу по сему делу сущую правду, не
утаив ничего мне известного"...
Кто чувствовал себя в зале суда совершенно свободно, так это адвокаты.
"Судейский мундир, - говорил какой-то из них в нашей канцелярии, - для меня
не страшнее моего старого халата, а перед бронзовой цепью я испытываю не
больше трепета, чем перед своим изрядно поношенным галстуком". Если один
выступал от имени истца, а другой от имени ответчика, то, стоя перед
судьями, они друг друга вышучивали, ожесточенно пререкались, размахивали
руками. "Ах, вот как вы толкуете эту статью! - иронически восклицал один. -
Но позвольте напомнить, господа судьи, что по аналогичному делу уже было
разъяснение сената, и оно прямо противоположно тому, что с таким апломбом
утверждает здесь доверенный ответчика!" - "В том-то и суть, что не по
аналогичному! Истец хочет получить курицу за яйцо и произвольно ссылается на
сенат", - парировал другой. Такие стычки отнюдь не мешали адвокатам по
оглашении решения суда отправляться в буфет под руку.
В числе тех, кого я здесь видел чуть ли не ежедневно, были и так
называемые сутяги. Всю жизнь они только и делали, что вели тяжбы - с
родственниками, с соседями, и даже с людьми, попавшимися на их жизненном
пути совершенно случайно. Для них судебные учреждения стали чем-то вроде
клубов. Здесь они встречались со знакомыми, судачили, узнавали новости. Один
из таких сутяг, с очень характерной для него фамилией, Прицепкин, превратил
сутяжничество в своего рода профессию, приносившую ему регулярный доход.
Плешивый, с морщинистым лицом и гнилыми зубами, он ходил по базару и
выискивал себе очередную жертву.

Нацелившись на какую-нибудь торговку погорластее, он подкрадывался к
ней, склонялся к уху и шептал гнуснейшую гадость. Горговка вскакивала, как