"Борис Львович Васильев. Прах невостребованный " - читать интересную книгу автора

потому что наши атаки были отбиты. Что дальше будет, одному Богу известно.
Иногда хочется получить легкое ранение, чтобы эвакуироваться отсюда месяца
на два-три: повидать тебя, мое милое солнышко, поцеловать тебя и твои ручки,
моя колодочка!
Сейчас лягу спать: постараюсь уснуть, а то эту ночь придется
бодрствовать в окопе. Пока до свидания, дорогая моя Женек. Не забывай твоего
Федру. Привет Абрамовым и Оле. Да, Емельянчика эвакуировали куда-то вглубь
России.
Твой Федра".
"13 августа 16 г. № 11
Дорогая Женек! Пишу тебе, лежа на животе, в двадцати шагах от своих
окопов и шагах в полутораста от австрийских и чувствую себя превосходно.
Дело в том, что расстояние между нашими и австрийскими окопами настолько
незначительно, что артиллерия ни наша, ни их пока не открывает огня, боясь
вместо чужих влепить снаряд-другой по своим; ну а ружейный огонь не так
страшен, с ним быстро свыкаешься: прожужжит мимо уха пулька, да и только! То
ли дело снаряд: еще далеко, а уже звенит зловеще, все ближе, ближе...
Невольно все в тебе сжимается, хочется уйти в землю, нервы натянуты как
струна, и вдруг - бум!.. Задрожит земля, загудит, словно пораженная в
сердце. Облегченно вздыхаешь, но это успокоение только на секунду: снова
звенящий стон снаряда, опять то же мучительное ожидание, и так долго, долго.
Живя в тылу, вдали от этого царства смерти, нельзя представить себе и
миллионной доли того, что здесь переживаешь. Здесь смерть, вот здесь кругом
витает, бросая железо, сталь, свинец, удушливый газ, и невольно приходит в
голову, что ты присутствуешь при какой-то чудовищной пытке, кошмарно-ужасной
казни человечества, и присутствуешь не в качестве зрителя, а в качестве
осужденного, томящегося в ожидании своей очереди. А небо такое же голубое,
так же светит солнце и так же безмятежно говорят между собою листья дуба,
под сенью которого я лежу. Наша позиция проходит по околице австрийской
деревушки "Б" - сады кругом!
Крепко, крепко целую тебя и прошу быть спокойнее и увереннее в
счастливом исходе. Привет Абрамовьм и Оле. Пиши!
Твой Федра".
"14 августа 16 г. 2 ч. ночи. № 12
В эти минуты, когда я пишу тебе вот это письмо, ты спишь спокойно, а я
сижу в землянке, чутко следя за ружейной перестрелкой, но думаю о тебе, моя
дорогая Женек! Когда вчера я окончил письмо №11, по телефону сообщили, что
на соседний с нами полк австро-германцы готовят атаку. Тут началась
артиллерийская подготовка - ты спросишь, что это значит? Словами трудно
нарисовать хоть сколько-нибудь приблизительную картину: это что-то настолько
ужасное, настолько действующее на человеческую психику, что все это нужно
пережить, перечувствовать самому. Я когда-то говорил, что никогда не забуду
Шаляпина в "Дон Кихоте". Гм, пожалуй, целую сотню Шаляпиных можно забыть, но
никогда не забудешь этих "милых" часов артиллерийской подготовки. Длится она
час, два, три, а иногда и целыми сутками. Но прошли те времена, когда нас,
бедняг, засыпали снарядами и брали голыми руками. Нет, черт возьми, русского
солдата не могла добить "сухомлиновщина" и "мясоедовщина", а не то что ваша
артиллерийская подготовка: соседним ротам приказано выдвинуться вперед на
линию окопов нашей роты: бейте по пустому месту!
Ты спросишь, чего я не сплю, несмотря на то, что уж третий час ночи?