"Борис Львович Васильев. Прах невостребованный " - читать интересную книгу авторапотому что наши атаки были отбиты. Что дальше будет, одному Богу известно.
Иногда хочется получить легкое ранение, чтобы эвакуироваться отсюда месяца на два-три: повидать тебя, мое милое солнышко, поцеловать тебя и твои ручки, моя колодочка! Сейчас лягу спать: постараюсь уснуть, а то эту ночь придется бодрствовать в окопе. Пока до свидания, дорогая моя Женек. Не забывай твоего Федру. Привет Абрамовым и Оле. Да, Емельянчика эвакуировали куда-то вглубь России. Твой Федра". "13 августа 16 г. № 11 Дорогая Женек! Пишу тебе, лежа на животе, в двадцати шагах от своих окопов и шагах в полутораста от австрийских и чувствую себя превосходно. Дело в том, что расстояние между нашими и австрийскими окопами настолько незначительно, что артиллерия ни наша, ни их пока не открывает огня, боясь вместо чужих влепить снаряд-другой по своим; ну а ружейный огонь не так страшен, с ним быстро свыкаешься: прожужжит мимо уха пулька, да и только! То ли дело снаряд: еще далеко, а уже звенит зловеще, все ближе, ближе... Невольно все в тебе сжимается, хочется уйти в землю, нервы натянуты как струна, и вдруг - бум!.. Задрожит земля, загудит, словно пораженная в сердце. Облегченно вздыхаешь, но это успокоение только на секунду: снова звенящий стон снаряда, опять то же мучительное ожидание, и так долго, долго. Живя в тылу, вдали от этого царства смерти, нельзя представить себе и миллионной доли того, что здесь переживаешь. Здесь смерть, вот здесь кругом витает, бросая железо, сталь, свинец, удушливый газ, и невольно приходит в голову, что ты присутствуешь при какой-то чудовищной пытке, кошмарно-ужасной осужденного, томящегося в ожидании своей очереди. А небо такое же голубое, так же светит солнце и так же безмятежно говорят между собою листья дуба, под сенью которого я лежу. Наша позиция проходит по околице австрийской деревушки "Б" - сады кругом! Крепко, крепко целую тебя и прошу быть спокойнее и увереннее в счастливом исходе. Привет Абрамовьм и Оле. Пиши! Твой Федра". "14 августа 16 г. 2 ч. ночи. № 12 В эти минуты, когда я пишу тебе вот это письмо, ты спишь спокойно, а я сижу в землянке, чутко следя за ружейной перестрелкой, но думаю о тебе, моя дорогая Женек! Когда вчера я окончил письмо №11, по телефону сообщили, что на соседний с нами полк австро-германцы готовят атаку. Тут началась артиллерийская подготовка - ты спросишь, что это значит? Словами трудно нарисовать хоть сколько-нибудь приблизительную картину: это что-то настолько ужасное, настолько действующее на человеческую психику, что все это нужно пережить, перечувствовать самому. Я когда-то говорил, что никогда не забуду Шаляпина в "Дон Кихоте". Гм, пожалуй, целую сотню Шаляпиных можно забыть, но никогда не забудешь этих "милых" часов артиллерийской подготовки. Длится она час, два, три, а иногда и целыми сутками. Но прошли те времена, когда нас, бедняг, засыпали снарядами и брали голыми руками. Нет, черт возьми, русского солдата не могла добить "сухомлиновщина" и "мясоедовщина", а не то что ваша артиллерийская подготовка: соседним ротам приказано выдвинуться вперед на линию окопов нашей роты: бейте по пустому месту! Ты спросишь, чего я не сплю, несмотря на то, что уж третий час ночи? |
|
|