"Алексей Варламов. Александр Грин " - читать интересную книгу автора

существующему строю в какой-то момент у них была одинаково сильна. Но, быть
может, именно жизненный опыт, инстинкт и любовь к жизни помогли Грину
избежать того, что его ждало на пути, по которому бесстрашно, оставляя трупы
друзей и врагов, шел Савинков.
Грин написал об этом выборе в своем раннем рассказе "Карантин". Герой,
молодой человек по имени Сергей, приезжает по заданию партии эсеров в
провинциальный город, чтобы убедиться, что полиция за ним не следит. После
этого он должен будет совершить теракт, к которому давно готов. Проходит
время, и мало-помалу Сергей попадает под обаяние мирной жизни. Наслаждается
природой, проводит дни в ничегонеделанье, заглядывается на хорошенькую
племянницу своей квартирной хозяйки Дуню и не думает ни о будущем, ни о
прошлом, как вдруг все обрывается. Дуня приносит ему письмо с обывательским
содержанием и тайным шрифтом, и Сергей, еще не прочитав его, с ужасом
понимает, что "завтра приедет кто-то имеющий отношение к его судьбе, а потом
надо будет уехать и умереть". И еще до того как этот человек по имени
Валериан, "черный, кудластый и горбоносый, в пенсне, закрывающем выпуклые
близорукие глаза, стремительный и взбудораженный", привозит похожую на
мыльницу бомбу и поздравляет Сергея с тем, что ему пришлось скучать в
карантине всего два месяца, в то время как других товарищей партия
выдерживает по пять-шесть, Сергей ясно осознает, что ни на какой теракт он
не пойдет, что "умирать он не собирался, не хотел и не мог хотеть...".
Между ним и посланцем партии происходит объяснение, во время которого
приезжий упрекает Сергея ("Вы надоели центральному комитету! Вы всем уши
прожужжали об этом! Вы чуть ли не со слезами на глазах просили и клянчили...
Ведь были же другие?"), а потом уходит ни с чем, молодой ренегат остается с
хозяйкой, самоваром и Дуней, которая "выйдет за какого-нибудь портного или
лавочника. Будет шить, стряпать, нянчить, много спать, жиреть и браниться,
как Глафира".
Ситуация эта интересна тем, что позднее герои Грина восстанут против
обывательской жизни, которую привлекательная Дуня олицетворяет, так же
яростно, как восставал Сергей против террористов, и в "Карантине" Грин
показывает ростки этого конфликта, но с неожиданной стороны. Не Сергей, а
Дуня, по которой он томится и "торопливо, путаясь, жадными, неловкими
движениями" расстегивает ее кофту, отталкивает его и убегает, оставляя героя
с невнятной, неясной жизнью. Но главное - с Жизнью. Именно так - с большой
буквы. В какой-то момент для героя Грина, заглянувшего в глаза смерти, это
было важнее всего.
"Он будет жить. Каждый день видеть небо и пустоту воздуха. Крыши, сизый
дым, животных. Каждый день есть, пить, целовать женщин. Дышать, двигаться,
говорить и думать. Засыпать с мыслью о завтрашнем дне. Другой, а не он
придет в назначенное место и, побледнев от жути, бросит такую же серую,
холодную коробку, похожую на мыльницу. Бросит и умрет. А он - нет; он будет
жить и услышит о смерти этого, другого человека, и то, что будут говорить о
его смерти".
Совсем иное дело Савинков, и человек, и писатель. Этот был
профессиональным убийцей, хоть и никого не убивая, но посылая на смерть
других. Тут есть что-то от раскольничьих учителей конца семнадцатого века,
которые заманивали своих последователей в деревянные церкви и губили в огне,
а сами уходили через тайные выходы, чтобы в соседнем скиту отправить на небо
следующую партию самосожженцев, о чем, кстати, писал большой поклонник