"Алексей Варламов. Александр Грин " - читать интересную книгу автора

посмотрю на нее тоже через десять лет, а если умру, то оставлю сына, чтобы
он мог прочесть, что там написано.
Все рассмеялись.
- Вы не ошиблись! - сказал дон Эстебан Гануверу". Но это в сказочном
романе, а в жизни все складывалось иначе. Знакомый отца помог - сначала
отругал за то, что не пришел сразу, а потом накормил, дал еды и некоторое
время спустя устроил учеником на пароход "Платон", совершавший рейсы по
Крымско-Кавказской линии. Только моряка из Грина не вышло, как не вышло
впоследствии ни рыбака, ни дровосека, ни грузчика, ни солдата. "Одно из
двух: или Жюль Верн наглый обманщик, или он, Синявский, еще недостаточно
окреп для морских прелестей. Палуба? Брр-р!.. - несколько иронически писал
Грин в раннем рассказе "Трюм и палуба" об ощущениях матроса-ученика. -
Проклятая жизнь! Над ним издеваются с утра до вечера, прячут его брюки,
бросают ему в кружку с чаем фунтовые куски сахара, насыпают соли!.. Он
должен чистить гальюны, а в порту неизменно торчать на вахте у сходней, - и
все это за свои же девять рублей! Довольно! Он ревет - ну, что же из этого?
Нельзя обижать человека, в самом деле - так, мимоходом!.."
В отличие от независимого и смелого Санди Пруэля из "Золотой цепи"
герой этого рассказа изображен маменькиным сынком, ябедой и плаксой, но и
сам творец обоих юных моряков был плохо приспособлен к любым систематическим
занятиям. Грин не стал, а родился писателем, богемным человеком,
аристократом духа, сколь бы иронически к этим определениям мы ни относились,
а говоря точнее - ему сильно повезло, что он был наделен литературным
талантом. Когда б не этот талант, неизвестно, как сложилась бы его судьба,
вероятно, она напоминала бы судьбу обитателей горьковского "дна", ибо всякая
обыденная деятельность с юности ему претила. Об этом писала и его первая
жена: "Из всех человеческих дел Грин любил только литературу и только одно
умел делать - писать".[28]
В его произведениях отвращение к регулярному, каждодневному
механическому труду, не связанному с творчеством, равно как и некоторое
презрение к тем, кто таким трудом занимается, очень чувствуется. Достаточно
прочесть рассказ "Наказание" про рабочего по фамилии Вертлюга, который
умирает из-за того, что нарушает технику безопасности, и в этом его упрекает
инженер, однако сам Вертлюга, умирая, винит себя за другое - за то, что
вообще на заводе работал и не выполнил свою волю - уйти. В рассказе "Вперед
и назад" про одного из героев, отказавшегося от романтики и трудностей,
связанных с добычей золота, и променявшего все это на обыденный крестьянский
труд, говорится, что он "был круглолиц, здоров и неинтересен в той степени,
в какой бывают неинтересны люди, созданные для работы и маленьких мыслей о
работе других". И славная девушка, "красивая, как весенняя зелень" - главный
приз в волшебном гриновском мире - никогда такому человеку не достанется. Он
будет лишь смотреть "на ее гибкую спину, тяжелые волосы, замкнувшиеся глаза
и маленькие, сильные руки. Так, как смотрит рыбак без удочки на игру форели
в быстром ключе".
Но даже море и тяжелая морская работа, которую воспевал Грин в "Алых
парусах", рассказывая о юности Грэя и его испытаниях юнги, были автору
феерии скучны и непосильны. Иное дело Грэй. ("Он выносил беспокойный труд с
решительным напряжением воли, чувствуя, что ему становится все легче и легче
по мере того, как суровый корабль вламывался в его организм, а неумение
заменялось привычкой. Случалось, что петлей якорной цепи его сшибало с ног,