"Константин Ваншенкин. Графин с петухом " - читать интересную книгу автора

ему. Пашка рассказывал о своем романе спокойно, не вдаваясь особенно в
подробности, как опытный человек, для которого все это не такая уж редкость.
Лутков поверил и потому, что он и сам знал, что в солдатской однообразной
жизни случаются редкостные минуты везения. Зимой во время выхода он отбился
от своих, отстал, таща на ремне надоевший РПД, и попросился ночевать в
деревушке. Великое множество раз ночевал он в попадавшихся на пути избах,
падал на пол и засыпал мгновенно, одетый, в лучшем случае сняв шинель,
никогда не разуваясь. А здесь хозяйка накормила его ужином - картошкой и
молоком - и постелила на теплой лежанке. Он и не думал ничего, почти заснул,
когда она пришла к нему. Он совсем не ожидал этого. Подобное бывает лишь в
мечтах и так редко в жизни. Он по сути рассмотрел ее только утром, она была
крупная, разрумянившаяся женщина лет тридцати. У нее был семилетний мальчик.
Когда они пили чай, пришел из другой половины дома свекор, сухой старик, и
спросил у Луткова, не может ли тот продать ему кусочек сахару за пять
рублей. Это была ходовая цена. Борис деньги не взял, дал сахар пацану,
протер свой РПД и подался. Она, будто по делу, вышла перед ним, в сенях
обняла и, сильно покраснев, поцеловала на дорогу.
Он был очень горд собой. Конечно, такие случаи бывают не часто, но
часто это ему было и не нужно.

4

Он давно уже отвык от освещенных тротуаров, даже от вида слабо
светящегося окошечка - вечного знака тепла и уюта для запоздалого путника.
Он перешел через рельсы и углубился в лес. Еще долго журчал вдалеке, за
соснами, уходящий поезд. Кругом лежал снег, здесь было заметно холоднее, чем
в городе. Сразу от разъезда начинался спуск к лагерю, каскад лестничных
деревянных маршей среди заснеженного ночного леса - гордость бригадных
саперов. Он спускался по скрипящим деревянным ступеням, слегка придерживаясь
за перила, - нелепо было бы оступиться здесь и разбить графины. Но он крепко
стоял на ногах.
Он миновал КП, длинный склад ОВС, вокруг которого, притопывая,
похаживали часовой и подчасок, кухню, откуда доносились сонные голоса
наряда. Он шел по передней линейке, вдоль спящих ротных землянок, и ощущал
их дыхание. Над ними смутно дрожал теплый воздух. Никогда еще в этом лесу не
бывало сразу столько народу.
Он спустился в огромную жаркую землянку. У печки встрепенулся
задремавший, видно, дневальный, сразу узнал и сказал буднично:
- А, Лутков! Живой?
Это был один из двух старичков, служивших в их взводе, - Голубчиков. Им
было лет по тридцать, Боровому и Голубчикову, и казалось ошибкой, что они
служат вместе с молодыми ребятами. Они были тихие, благоразумные и держались
всегда рядом.
В натопленной землянке, разметавшись, раздетая до белья, на двухэтажных
нарах тяжело спала рота. Спал лихой помкомвзвод старший сержант Агуреев, и
командир отделения сержант Веприк, и шустрый Витька Стрельбицкий, и главный
любитель поспать - Мишка Сидоров, и белобрысый Двоицын, и другие ребята,
которых он знал, как себя. В углу, отдельно, спал взводный, лейтенант
Плужников, а за перегородкой, в каптерке, писарь и старшина, и еще в
отдельной клетушке - командир роты Скворцов, к которому каждую субботу