"Константин Ваншенкин. Графин с петухом " - читать интересную книгу автора

- На мослах беги! Застрелю!
И Двоицын бежал, шатаясь, и бежал широким шагом Мишка Сидоров, как
дубину неся на плече РПД, и, чуть отстав, семенил по обочине Боровой, и на
зависть легко шел рядом со взводным Витька Стрельбицкий.
Становилось все светлей, утро было пасмурное, тихое. Лица у ребят были
густо залеплены грязью, вороты разорваны, закатаны рукава.
- Какие на всех черные лица! - сказал Лутков вслух и засмеялся.
Впереди, закрывая горизонт темной полосой, тянулся лес.
Стало совсем светло. Выслав вперед охранение, они вошли в полумрак
настоящего, большого леса. Лутков заснул на ходу, ветки задевали его лицо,
он, покачиваясь, шел и шел, пока сухой сук не разодрал ему на лбу кожу.
Кровь заливала глаза, и, еле-еле двигая руками, Стрельбицкий бинтовал
ему голову.
За кустами в ложбинке что-то белело.
- Никак, снег? - удивился Двоицын. Это был перкаль парашюта.

5

Лутков демобилизовался через год после окончания войны, приехал к
матери в новое, неизвестное ему прежде место, но опять в заводской поселок.
Мать поседела за войну, но была, как всегда, бодра, энергична и занята своей
работой.
А он не знал, где приткнуться, чем заняться - до начала приема в
институты оставалось еще несколько месяцев. Эта старая жизнь, куда он
возвратился, не была прежней, привычной, это была новая жизнь.
Демобилизовавшись, он оказался столь же одинок, неприкаян, как первое время
в армии, в карантине. И опять он остро пожалел себя: "Эх, был бы Коля!..." И
опять ему захотелось письма, участия, поддержки.
Он не знал, где Зина, но у него был адрес Иры, тихой, вялой, мерзнущей
Иры из той военной весны, с боковой улочки под снегопадом, и он написал ей.
Она ответила тут же, письмо ее было суховато и кратко. Она сообщала, что
Зина уехала на Крайний Север, что переписка их оборвалась. Там еще была
такая фраза: "Не понимаю, зачем ей нужно было лгать и обманывать". Эти слова
неприятно задели его. "Это она по злобе пишет, от обиды, от зависти", -
подумал он, но тут же вспомнил и тот день, когда она собиралась куда-то, и
они поссорились, и того капитана, кажется, Петю. Но все это было далеко
позади.
С осени он поступил в институт, в один из труднейших из знаменитых
вузов страны. Он шел как фронтовик, вне конкурса, но экзамены сдал более или
менее прилично, правда, еле-еле вытянул немецкий.
Теперь он обосновался в общежитии, за городом, возле леса, как на даче,
и ездил каждое утро с ребятами на занятия в институт. И эта дорога - ранний
холодок, дощатая платформа в росе, гул электрички за лесом, и его
причастность ко всему этому смутно радовали его. Иногда это напоминало нечто
похожее, давнее. Но это была другая жизнь, совсем другая, третья жизнь,
неизвестно с какой более связанная.
У них в группе было несколько фронтовиков, а остальные ребята из
десятилетки, молодые, башковитые, пробившиеся по тяжелому конкурсу, нужно
было стараться вовсю, чтобы от них не отстать. Конечно, он многое перезабыл,
но многие его силы и способности бездействовали, отдыхали все эти годы, и