"Константин Ваншенкин. Графин с петухом " - читать интересную книгу автора

- Рота, отбой! - и ушел в каптерку к старшине, все начало
успокаиваться.
Лутков принялся за ужин. Перловая каша в котелке застыла, как алебастр,
он легко и точно разделил ее пополам. Чай, конечно, тоже был холодный.
Лутков, стоя возле тумбочки, быстро поел. Пашкину порцию поставил обратно на
окошко.
Рота уже спала крепко и ровно, лишь, временами кто-нибудь стонал или
всхрапывал. Вокруг Стрельбицкого еще смеялись, но вскоре стихли. Вернулись
откуда-то ротный Скворцов с лейтенантом Плужниковым. Агуреев выскочил
навстречу, сдержанно, негромко доложил. Ротный, высокий, стройный, кивнул
ему, пожал руку Плужникову и удалился в свою комнатушку, куда по субботам к
нему приезжала жена. Молодая и тоже высокая женщина, - она всегда проходила
по их длинной землянке быстро и не глядя по сторонам. Но сегодня был
четверг.
Лейтенант Плужников сел на нары и, сухо поплевывая, долго стягивал
хромовые сапоги, наконец улегся. Агуреев прошелся по землянке, свернул и
выкурил цигарку и лег, не раздеваясь, как положено дежурному.
Теперь Лутков тоже позволил себе закурить. Он глубоко затягивался,
держа самокрутку в кулаке й выпуская дым в сторону двери. Стояла тишина,
слышно было только дыхание роты.
Потом далеко за лесом слабо зажурчал поезд, на короткое время смолк и
снова потек за леса, постепенно затихая. На карманных часах старшего
лейтенанта Скворцова - единственных часах в роте - стрелки показывали один
час четыре минуты. Лутков представил себе, как он, ослабив ремень, ляжет на
нары и сладко вытянется. Прошло десять, пятнадцать минут - он напряженно
прислушивался, но ничего не слышал. Прошло двадцать минут - он еще ждал.
Через полчаса он понял, что Пашка не приехал.
Рота спала спокойно и ровно, но спать ей оставалось так совсем недолго,
потому что шла война, и горела земля, и гибли люди. И многие из тех, кто
прежде так же сладко спал рядом со спящим сейчас, спят уже иным сном и
никогда не проснутся. И среди них первый для него - Коля.
Над землей стояла свежая весенняя ночь, крепко спали ребята, которых он
знал как себя. Сотрясая нары храпом, спал Мишка Сидоров, беззвучно,
незаметно Витька Стрельбицкий, постанывал Двоицын, подложив под головы
сидора, озабоченно спали Боровой и Голубчиков, готовый в любую секунду
вскочить, отдыхал Агуреев, откинув голову, лежал в тени от нар лейтенант
Плужников. А за перегородкой спал ротный, и в других землянках спали солдаты
и их офицеры, спали комбаты и командир бригады полковник Ковырзин. Он
глубоко дышал во сне, четко отсвечивали ордена на кителе, пуговицы и ремень,
и мерцал в буфете графин со спящим на донышке стеклянным петухом,
растопырившим крылья.
Все, казалось, было объято сном. Но это лишь казалось. Не спали очень
многие и в их числе рядовой Борис Лутков. Перед ним была долгая ночь, но он
не мог бы допустить такого позора, чтобы уснуть на посту.
Он стоял возле своей тумбочки и рассеянно думал о доме, о матери, от
которой получил недавно письмо, но еще не ответил. Он думал о том, как играл
в детской команде, и вспоминал, какие он забивал голы. Хорошие голы
помнятся, как женщины. Стоит подумать о них, и они возникают перед глазами.
Как та, что сама пришла к нему, когда он ночевал у нее в избе, отстав от
строя. Ему было ясно, что он никогда не забудет ее, а ведь он не знал даже,