"Карел Ванек. Похождения бравого солдата Швейка во время мировой войны (Окончание)" - читать интересную книгу автора

брате подумал бы, о тебе и обо мне?
Но когда Швейк увидел, что вечно голодный великан плачет горькими
слезами и утирает их рукавом, он снял с его головы фуражку и нежно
погладил его по волосам.
- Ну, полно, не хнычь, не вой, как старая потаскушка, - стал он его
утешать. - Не стоит же реветь из-за такого пустяка, как то, что тебя
подвяжут. Небось, нас ожидают еще худшие вещи. Знаешь, в Радлице жила
одна угольщица, так та всегда говорила: "Бог никогда не сделает такой
гадости, хуже которой он уж ничего не сможет придумать".
В это время пришел взводный с веревками и двумя солдатами. Они
отвели Балоуна в сторонку и подвязали его к молодой липе возле самой
школы. Из верхнего окна высунулся подпоручик Дуб и крикнул им:
- Подвязать его, борова, покрепче, чтобы у него в глазах потемнело!
Чтобы стоял на самых цыпочках, словно балерина!.. Взводный, если этот
субъект не будет привязан.как следует, я вас самих подвяжу,
собственноручно! Вы меня еще не знаете; чорт подери, я вам говорю, что вы
меня еще не знаете!
И взводный так стянул веревку, что она врезалась Балоуну в тело.
- Не так крепко! Да наплюй ты на него! - ворчал Швейк. - Ведь это ж
форменный идиот, учителишка несчастный, шпак, штафирка! К подвязанному
приставили часового для наблюдения, чтобы наказанный не лишился сознания.
А наевшийся Балоун в избытке чисто чешского радикализма обратился к
Швейку со словами:
- Когда после этой войны наступит мир, я пойду к этому Дубу и скажу
ему: "Плевать я на тебя хочу. У меня есть своя мельница, а ты
голодранец-интеллигент без гроша в кармане!"
Время подходило к вечеру. Солнце уже садилось, окружая подвязанного
Балоуна кровавым сиянием. Солдаты загоняли в деревню стадо, пасшееся весь
день на лугах и в лесу. Мычанье коров и щелканье бичей напоминали Балоуну
его родной дом, жирную свинину и вкусный домашний хлеб. Слезы снова
навернулись на глаза. Он взглянул на солнце, которое опускалось где-то
там, где стояла его мельница, и рыдания сотрясли его.
- Зачем, боже милостивый, ты не сотворил меня быком? - в отчаянии
шептал он. - По крайней мере, я никогда не знал бы такого голода! Сколько
травы я поел бы на тех полях, по которым нам пришлось проходить!
Взводный пришел лишь тогда, когда уже совсем стемнело, и отвязал
Балоуна. Несчастный Балоун испуганно разглядывал багровые полосы на
исцарапанных кистях рук и потирал их, покачиваясь, точно пьяный. Швейк
утешал его:
- Не обращай внимания на такие пустяки. Здесь наказания никуда не
записываются, ни в какую книгу. А только, брат, строгости к беднякам
должны быть и на военной службе. Иначе, до чего бы мы дожили, если бы
людям все позволить? Вот мне, например, когда я находился б австрийском
плену, пришлось увидеть большой участок фронта, и всюду, скажу я тебе,
царили крайняя строгость и дисциплина. У дейчмейстеров солдат
подвязывали, у тирольских стрелков подвязывали, в 66-м пехотном
подвязывали, а у гонведов даже надевали на них "браслеты". Весь мир,
армия и Австро-Венгрия держатся на строгости. Наказание должно быть, и
даже всемилостивый господь-бог всех карает и тоже по головке тебя не
погладил бы, если бы ты слопал у него двухкиловую брауншвейгскую